— Точно-точно-точно-точно?

— Точно, как швейцарские часы! — не выдержала ее натиска я. — А это, — указала на глаза, — я лук крошила. Едкий, зараза.

— Ну раз у тебя все в порядке, то я пойду назад, к своему сериалу и пицце, — усмехнулась бдительная подруга и все же добавила: — Но если еще нужно будет спасать от маньяков, психов — зови. Но только строго с одиннадцати утра и до девяти вечера, с перерывом на обед и не в выходные.

Я усмехнулась. Вот ведь… Дашка!

— Спасибо ещё раз. — Я улыбнулась этому грозному Бэтмену, блюдущему закон об охране труда. Все же Дашка была замечательной подругой!

А вот когда вернулась на кухню… Нет, ну наглость! Мало того, что этот недоутопленник несчастный воспользовался девичей доверчивостью, проник в мою квартиру, оделся в мою одежду, выспался на моем диване… так теперь он еще и покусился на МОЙ омлет!

Никита вовсю хозяйничал на кухне, раскладывая скрэмбл на две тарелки.

— Кхм, — кашлянула я. С намеком так кашлянула, в духе «ты влез не в свое дело, парень».

— А-а-а, ты уже все! Закончила с соседкой? — безмятежно отозвался кандидат на приобретение цементного тазика для ног. При этом наглый расхититель сковородки не обернулся, а потому даже не подозревал, как я была близка к убийству с отягчающими.

И этот тип не только не испытывал моральных угрызений по поводу кражи еды, но и подслушивать считал не зазорным.

— А тебя не учили, что брать чужое нехорошо? И греть уши на посторонних разговорах — тоже не айс. — Я оперлась о дверной косяк, в упор глядя на затылок Никиты.

Он все-таки обернулся.

— Я не подслушивал, а лишь убедился, что это не твой псих вернулся.

— Он не мой, — тут же открестилась я от бывшего.

— Так вот, как убедился, что это не он, так и ушел. А про ужин… ты разве со мной не поделилась бы?

Я представила, как на глазах у Ника в один фейс хомячу омлет, а он провожает каждый кусок голодным взглядом, и… Поделилась бы! Конечно, поделилась. Но вот то, что он меня так просчитал, а главное, не спрося, начал сам…

— Тебе не говорили, что ты невыносим?

— Невыносимых людей не бывает, — возразили мне сухим, скорбным тоном профессионального бурлака. — Бывают слабые плечи и заклинивающие колеса у грузовых тележек.

— Еще и зануда, — вынесла я вердикт.

— Нет. Я просто бываю объективным. Всегда, — прозвучал убийственно честный ответ, и я поняла: Ник бесил всех. И постоянно.

— Объективность мнения о… — Я задумалась на секунду, подбирая слова. — Скажем, о событии из репортажа часто зависит от ширины объектива фотографа и угла съемки — это я тебе как профессионал говорю.

— Ты журналист? — тут же подобрался Ник, как иной настораживается при приближении охотника с двустволкой.

— Хуже, я фотограф, — мстительно ответила я и добавила: — Так что меня стоит бояться, устрашаться и…

— И не покушаться на омлет. Понял, — закончил за меня этот несносный тип.

— И зачем я тебя только подобрала?

— Потому что машина отказалась ехать дальше? — произнеси он это другим тоном, я бы точно психанула. Но Ник спросил, будто мы давно знакомы, и не просто знакомы, а друзья, и… мой запал куда-то исчез.

Но все равно я в пику произнесла:

— Знаешь, кажется, теперь я верю, что тебя могли и захотеть убить. Мы с тобой едва знакомы, но я уже прикидываю, не начать ли гуглить что-то вроде «как незаметно от соседок-пенсионерок вынести тело из квартиры».

— Через окно — самый надежный вариант, — подсказал Ник, подкупающе улыбнувшись, а потом стал серьезным: — Мне говорили, что я раздражаю, — вдруг признался он. — И со мной иногда тяжело общаться.

— Ладно, извинения приняты. — Я махнула рукой.

Взгляд скользнул на порции яичницы, и подумалось: неплохо бы ее чем-то дополнить. Открыла холодильник и, узрев упаковку сыра, потянулась к нему. А вот когда открыла… Говорят, сыр с плесенью — недешевый деликатес. Мой же «костромской» подорожал сразу в холодильнике.

Мы оба с сомнением глянули на новоявленный «Бри» и дружно решили: нас устраивают и половинчатые порции. А вот когда с едой было покончено, я, нацелив на Ника пристальный взгляд (хотя хотелось еще и вилку), произнесла:

— И что ты намерен делать дальше?

— Этим вечером? — уточнил он и тут же сам ответил: — Быть очень вежливым. Потому что мне негде переночевать. — Намек был толще удава, нечаянно проглотившего слона.

— Знаешь, пока получается не очень, — честно ответила я. — Неужели у тебя нет того, к кому ты мог бы обратиться за помощью?

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Почему же? — удивилась я. Всегда казалось, что друзья, родные — это те, кто тебя поймут, поддержат.

— У них будут в первую очередь искать те, кто хочет меня устранить. — Ник на пару секунд замолчал. Я не перебивала. Ждала. — Ань, понимаешь, перед самой аварией я разговаривал по телефону. После — машина вылетела в реку на полной скорости. Телефон я утопил. Автомобиль найдут по последнему сигналу геолокации, а меня, надеюсь, объявят пропавшим.

— А как же твои родные? Девушка? Они же наверняка переживать будут, места себе не находить? — я все же не выдержала.

— Мне выгоднее, чтобы считали, что тело Никиты Беркутова унесло течение. — Гость даже не разозлился на то, что я его перебила. — Но это ровно до того, как будут какие-то движения по моим счетам или я позвоню другу. А потом охота за мной начнется снова. И не факт, что мне ещё раз повезет. Что же до родных… Думаю, отец вздохнет свободно. А двоюродный братец и вовсе возрадуется, узнав, что меня нет.

Он говорил это размеренным, спокойным тоном, словно речь шла о банальном решении матричного уравнения, а не о его собственной жизни.

— Подожди… — начала было я, но меня перебили.

— Ань, извини, но я дико устал.

— Я это заметила, еще когда ты вырубился на моем диванчике, — усмехнулась. Меня, конечно, терзало жуткое любопытство, и спросить хотелось о многом, но, как представила себя на месте Ника… само собой вырвалось: — Если хочешь, можешь до утра оставаться.

Нет, я не была Матерью Терезой и не намеревалась давать ему приют. Но куда он сейчас пойдет, когда время уже близится к полуночи, а у него ни денег, ни телефона? Ночевать на скамейке в парке? Я же, сова по призванию души и велению организма, все равно обычно раньше трех в кровать не ложилась. А сегодня, после всего пережитого, думаю, и вовсе до самого утра глаз не