Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не жалея и не экономя, она высыпала в ванну несколько видов душистой соли, которыми обычно пользовалась Элис. Приготовила ароматное мыло для волос и с удовольствием опустилась в это буйство великолепных запахов, растворенных в теплой воде.
После нескольких дней, окрашенных отчаянием, чувством голода и непонятной одержимостью Тузом, это утро казалось ей идеальным. Немного горько было осознавать, что, скорее всего, в следующий раз она сможет принять ванну с солью очень не скоро. Но ее это не пугало.
В конце концов, за счастье нужно платить. Иногда – дорого.
Вдоволь накупавшись, она выбралась из ванны и вытащила пробку. Пока с утробным бульканьем вода сливалась, Сиэлла насухо вытерлась и подошла к большому зеркалу на стене. Оно запотело, и Силь провела по нему ладонью, чтобы посмотреть на себя.
Рука дрогнула, и посреди ее лица в отражении осталась белая полоса запотевшей поверхности. В этот же момент слив в ванне сыто рыгнул, поглотив остатки воды.
Сиэлла вздрогнула от неожиданности и едва не поскользнулась на изумрудно-зеленой плитке-мозаике, покрывающей пол.
Ну уж нет! Ничто не испортит сегодняшний день!
И уж тем более плохо работающий слив!
Натянув халат, Сиэлла покрыла голову полотенцем и тихо, стараясь поменьше напоминать о себе, пошла к себе в комнату.
Но там ее уже ждали.
– Доброе утро, Сиэлла, – сухо сказал отец. Он сидел на стуле возле ее гардероба. В руках у него была большая коробка, в таких обычно забирали платья из ателье.
– Доброе утро. – Силь закрыла дверь и скинула полотенце с волос. Пусть пахнет ароматным мылом, а не отсыревшей тканью!
Отец прищурился. Он будто не знал, с чего начать разговор. Но Сиэлла не собиралась ему помогать. Обида за проданный рояль была еще жива, и вряд ли у отца получится погасить эту обиду каким-то там платьем. Да и нужно ли? Судя по всему, эта тряпка куплена на вырученные за инструмент деньги!
Сиэлла решила, что никогда не наденет его, будь там даже королевское одеяние.
Так и не дождавшись, пока отец начнет разговор, Сиэлла подошла к туалетному столику. Странно. На этом зеркале тоже было пятно. Там же, где и в ванной – пересекая лицо от левого уха до уголка губ.
Как будто тонкий, давно заживший шрам.
Что это еще за пятно?
Хмыкнув, Сиэлла обнаружила следы угольного карандаша, которым вчера подводила глаза. Не подумав, она стерла карандаш с зеркала чистой рукой, и теперь ладонь была испачкана. Немного из-за этого рассердившись, Силь повернулась к отцу.
– Ты хотел о чем-то поговорить? – хмуро спросила она.
Он поморщился. Ему определенно было неуютно.
– Я принес тебе подарок, – сказал он очевидное.
– Мне ничего не нужно. – Сиэлла подавила желание обнять себя за плечи, помня об испачканной ладони. От отца веяло холодом, и этот холод проникал под халат, заставляя ежиться от озноба.
Отец встал и положил коробку на кровать.
– Ты обижена, но я рад, что вчера ты не стала устраивать сцен, – сдержанно ответил он, проигнорировав ее слова. – Это тебе.
Он открыл коробку.
Внутри лежало белоснежное свадебное платье. Лиф его был отделан крупным жемчугом и тончайшим ховарским кружевом, настолько невесомым, что к нему и прикасаться было страшно! Подол, судя по всему, тоже был украшен.
Сиэлла затаила дыхание. Она никогда не видела такой красоты. Руки сами потянулись к платью, и, лишь коснувшись белоснежного шелка кончиками пальцев, она осознала.
Это платье не от отца.
«…Я хочу, чтобы свадебное платье на тебе сидело хорошо. А не висело».
Его купил Тинклер.
Сиэлла сжала кулаки. Так сильно, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Кажется, даже до крови.
Нужно вести себя хорошо. Забыть о том, что отец продал ее рояль. Забыть о том, что он не раздумывая выдает подарок ее жениха за свой.
Стало даже немного обидно за Нейтана. Совсем немного. Впрочем…
– Какое красивое… – осторожно обронила Сиэлла. – Дорогое, наверное!
– Мне ничего для тебя не жалко, – ответил отец.
Он делал вид, что продажа рояля ничего не значит! А это платье… нет у ее отца таких денег!
Нет!
Как же противно осознавать, что твой родной человек бессовестно лжет, пытаясь выглядеть лучше. На самом деле, если бы он сказал правду, Сиэлла бы поняла…
Она бы поняла.
Скоро она отсюда уйдет. И никогда не вернется. Она никогда не наденет это платье. У нее будет другое. Совершенно простое, без изысканной вышивки и кружев, но зато она выйдет замуж по любви.
– Спасибо. Если можно, я… мне нужно переодеться. Не в свадебное платье, конечно. – Она вымученно улыбнулась. – В халате немного прохладно.
– Да, конечно. – Отец подарил ей неловкую улыбку в ответ.
Он, наверное, подумал, что они помирились. Но это было не так.
Стоило ему уйти, как Сиэлла с удовольствием вытерла испачканную угольным карандашом ладонь о белоснежный шелк.
Все равно это платье ей не пригодится!
Спрятав коробку с платьем в гардероб, Сиэлла быстро переоделась, высушила расческой волосы, заплела косу и спустилась к завтраку. Отметив тот факт, что сегодня, когда ее не нужно было «вразумлять», никто и не стал ждать ее появления, налила себе кофе и взяла кусок подрумяненного хлеба.
Элис, убедившись, что старшая падчерица перестала морить себя голодом, завела нудный разговор с Эви о новых веяниях столичной моды.
– Узкий подол – это же так неудобно! – восклицала она.
Сиэлла в разговоре не участвовала, впрочем, никто ее и не просил. Она даже порадовалась, что ее не заставляют говорить. Молчать было намного удобнее. Так она меньше боялась выдать себя.
Теперь, когда ее протест сошел на нет… ей нечем было заняться! Рояля больше не было, и Сиэлла поняла, что хочет уйти. Интересно, а если она уйдет на прогулку, ее будут преследовать?
А вдруг отец все-таки подозревает, что она хочет сбежать?
Что ж, стоит это проверить.
Заглянув в свою комнату, она схватила плащ, натянула перчатки – судя по посеребренным желтым листьям клена в саду, сегодня ночью ударили заморозки – и вышла из дома.
В кармане платья не было даже одной медянки, но ее это не беспокоило. Судя по возгласам мальчишки-разносчика, сегодня ночью возле ратуши никого не убили.
И это показалось Сиэлле добрым знаком.
Она шла по улицам Омирши, с наслаждением вдыхая аромат полыни, что нес за собой степной ветер. На самом деле в осенней Омирше всегда было что-то очаровательное. Особенно ранней осенью, когда ветра еще не обозлились и не начинали нести тучи из песка. Бескрайняя степь дарила городу невероятные ароматы увядающего разнотравья, горькие и сладкие одновременно.