Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Злата Дмитриевна нас уже ждут.
– Нотариус?
– Не только! Ещё и кредиторы Вашего покойного мужа.
Я вздрогнула при упоминании Стаса и проблем.
– Ваш муж занял крупную сумму денег на покупку актива. Это случилось накануне несчастья.
– Какой актив? – безразлично интересуюсь. Не ради интереса, так по инерции.
Друг семьи трясёт рыжей головой, чешет рыжую бороду.
– Боюсь, что Станислав унёс эту информацию с собой.
Хмурю лоб.
– То есть муж занял большие деньги накануне несчастья? Купил актив и записал его на подставное лицо? Или вообще не успел совершить сделку. Тогда напрашивается вопрос, где деньги?
Мне это всё не нравится. Голова гудит от мыслительного процесса.
Адвокат пялится в окно.
– Что сказал следователь по данному факта?
– Ничего! – буркнул Антон. – Посчитал, что «данный» факт к делу не относится.
– Почему? – упрямо шиплю я.
– Потому что это был несчастный случай!
Не спорю. Нет сил.
Садимся в серебристый седан, едем в Адлер. Всего двадцать километров отделяет мой дом от того места, где сутки напролёт проводил на работе муж.
А я не была в этом районе сто лет.
Потому что там находится центр развлечений «Сочи Парк», который обожала Наташа.
Приезжаем на завод. Бреду туда, куда мне указывают.
Подписываю то, что дают.
– Вы понимаете, что сейчас своими руками отдаёте завод?
– Ну и что? Остаются оба форелевых хозяйства. Мне и они ни к чему, но родителям Стаса нужна материальная поддержка.
– Как хотите! – цедит адвокат. – Со мной Вы уже рассчитались.
Бросаю быстрый взгляд на мужчин с бандитской внешностью, с которыми подписываю договора.
Один вопрос. Почему Стас имел дела с таким отребьем?
Они же страшные люди. От них исходит запах опасности.
Неужели он не мог получить кредит в банке как честный бизнесмен.
Всё! Хватит! Злата, даже не думай о них, – убеждаю себя. Поднимаюсь из-за стола. И медленно бреду на выход.
– Злата Дмитриевна. Вы куда? – адвокат зовёт в автомобиль мужа.
– Не хочу. Дойду пешком!
Сердце рвёт на куски и тянет туда, где была … она. Бреду по району. Не вижу куда.
Ни капли не удивляюсь, когда оказываюсь у входа в «Сочи Парк».
– Злата, не стоит туда идти, – умоляю себя.
Но глупые непослушные ноги идут вперёд. Уже темнеет. Но сегодня тепло, поэтому народа в парке много. Прохожу американские горки, сворачиваю к пруду.
Вот она, наша карусель.
Приближаюсь. Смотрю в упор на «бегущих» белых коней, несущих вдаль седоков.
Взрослые визжат как малые дети.
Дети улыбаются, машут ручкой родителям, фотографирующим их.
Мой взгляд залипает на девочке. Рыжие кудряшки вырываются из-под красного берета. Полы алого плащика раздувает на ветру.
– Наташа! Наташа! – бегу по кругу вместе с лошадями.
На меня уже оборачиваются.
От быстрого бега кружится голова, в глазах рябит. Спотыкаюсь. Падаю на асфальт.
– Девушка, Вам плохо? – меня бьют по щекам.
– Я нашла дочь! – сиплю и медленно поднимаюсь. В недоумении смотрю на остановившуюся карусель. Все лошадиные сёдла пусты. «Седоки» уже спешились.
Бегу к выходу из Парка, бросаюсь к каждой девочке в красном плаще.
– Наташа!
Оборачивается. Не она.
– Простите, – шепчу я. Пячусь к выходу.
Наутро приезжаю к следователю.
– Вчера в Сочи Парке я видела дочь. Она жива! Понимаете? Жива! Немедленно откройте дело! Найдите её!
Рыдаю…
Дни и ночи превращаются в бесконечные рыдания и поиски Наташи.
Мне никто не верит…
Хожу по городу одна, как неприкаянная, пока родители Стаса не принимают решение спасти меня.
Выбирают хороший диспансер… где лечат расшатанные нервы.
Демид
Едва открываю глаза, как вижу дочку, стоящую у изголовья. Нарядилась в оранжевое любимое платье. Уже и заляпать его успела… Зубная паста растеклась по рюшкам.
Суёт мне под нос рисунок.
– Дочь, – открыв узкие щелочки глаз, протягиваю руку к сокровищу, глажу по светлой головке. – Время сколько?
– Папочка, маленькая стрелка там «где надо»!
Понятно! 9 утра.
Суббота!
А-а! Хочется закричать. Но молча улыбаюсь.
Затем внимательно смотрю на рисунок. На нём нарисован я. Типа, я, дочь и… доставучая Кудряшка. А рядом с нами деревья и солнце над головами.
Тут же вспоминаю, что сегодня необычная суббота.
Медленно и верно возвращаюсь к действительности.
Вспоминаю о том, что как приличный человек должен вытащить бедную девушку из СИЗО.
Неприятно ёжусь, воскрешая в памяти некрасивые сцены задержания Чайкиной.
Мда!
На месте Златы, я бы держался подальше от такого как я. До сих пор вспоминаю, как она смотрит на меня карими блестящими глазами, полными слёз. Молит о пощаде.
– Мы поедем за Золотцем! – дочка требует, стискивает кулачки.
– Малыш, сегодня её не выпустят.
– Почему? – притопывает ножкой. – Ты там самый главный! Побей всех и выпусти её!
– Алёнушка, так дела не делаются. Судья должен подписать сначала бумажку. А для этого я должен заставить двух «редисок» подписать честные бумажки.
– Правда? – щурит голубые глазки.
– Клянусь! Не обидишься, если мы с тобой сегодня в парк не пойдём. Отпустишь папу на работу? Я отвезу тебя к няне Тане на пол пару-тройку часиков, – прикладываю два пальца к губам. Это наш опознавательный знак доверия.
Неприятно отказывать дочери в субботней прогулке. Пытаюсь объясниться перед маленьким человеком, чтобы он всё понимал уже сейчас.
Кажется, она даже не замечает той мелочи, что я лишил её любимой прогулки в парке, катания на качелях, мороженого. Её интересует одно! Когда мы заберём Кудряшку.
Смотрю на Алёну, и отцовское сердце щемит. Когда моя дочь успела повзрослеть? Может, это отпечаток того, что растёт без матери.
Чувство вины подгрызает мою плоть изнутри. Ланка просила, чтобы я отпустил с ней дочь в Америку.