— Но та же обстановка, а она, я подчеркиваю, жесткая, обязывает меня предупредить пана доктора, что за сохранение тайны, ставшей ему известной по долгу службы, он с этой минуты отвечает головой!

Пан Казимир неожиданно ткнул в Закржевского пальцем.

— Пан понял меня?

— Так точно! — Каблуки зимних окованных ботинок Закржевского оглушительно щелкнули. — Як бога кохам, пан может рассчитывать на меня!

— Не я! — Майор резко, по-строевому, вскинул голову. — Это Польша рассчитывает на пана Закржевского!

* * *

На этот раз пан Казимир нисколько не плутал в старом городе и, проскочив почти незамеченным по закоулкам «Шанхая», оказался в каморке позади пивной. Из общего зала доносился шум, и майор начал было раздумывать, как ему вызвать хозяина, но Мендель сам заглянул во внутреннюю дверь, тут же исчез и, возвратившись, поставил майору стул, после чего вопросительно посмотрел на пана Казимира. Майор кивнул, и Мендель, усевшись на чурбачке, наконец-то заговорил:

— Я имею что сказать, но должен предупредить пана, одно дело — допрос с пристрастием и совсем другое — беседа за кружкой пива с друзьями… Надеюсь, пан Казимир понимает меня?

— Разумеется. Точности меньше, зато информации больше.

— Мне рассказывать все или сразу выводы? — осторожно поинтересовался Мендель.

— Пан Мендель, я же читал вашу аттестацию… — улыбнулся пан Казимир.

— Тогда сразу выводы, — вздохнул Мендель.

— Итак… У нас треугольник. — подсказал пан Казимир.

— И вовсе нет… Посудите сами, Яновская — зубной врач, почти столичная штучка.

— Почему «почти»?

— Она же сюда из Варшавы перебралась…

— Знаю. Дальше.

— Сам Кальчук был, конечно, с тараканом в голове, но заявлял твердо, что женится только на местной. Замечу, правда, на приеме у пани докторши бывал. Что же касается пана поручика, то, смею заверить, он серьезных намерений не имел.

— Так что, треугольником и не пахнет?

— Какое там! — пренебрежительно махнул рукой Мендель и тут же хитро сощурился. — Но вот вы, пан Казимир, имели счастье упомянуть такого себе Пилюка Тараса, так это, я вам доложу, штучка…

— Я догадываюсь… — Майор напрягся. — Националист?

— И таки да, и не просто да…

Это была удача! Наконец-то такая долгожданная зацепочка попала к нему в руки, и если соединить информацию, полученную от Менделя, с тем, что так взволнованно утверждал Закржевский, то выходило совсем интересно. Да, прав был полковник Янушевский — теперь майору пришло время оставить позицию стороннего наблюдателя и, проверяя в последний раз самого себя, пан Казимир переспросил:

— Что, неужто ОУН?

— Здесь, конечно, не суд, и я не прокурор… Но тут, похоже, обрисовался с ним рядом такой себе Лемик Михайло. Приказчик в магазине Кронштейна. Так мне про него такое шепнули, что, я вам скажу, это просто ой-ей-ей! Я, конечно, не смею советовать, но на месте пана я очень бы поинтересовался паном приказчиком…

— Понял, — кивнул пан Казимир и, сделав короткую паузу, спросил: — А у нашей пани Яновской никаких связей с националистами?

— Чего не знаю, того не знаю, но одна зацепочка есть. Пани Яновская — завсегдатай украинского клуба. Есть тут у нас такой… «Ридня хата»…

К удивлению майора, информация оказалась более чем исчерпывающая, а вот насчет украинского клуба, находившегося в самом центре, у пана Казимира мелькнула одна мысль, и он решил здесь не задерживаться.

— Хорошо… Значит, так, — майор хлопнул себя по колену. — К Лемику не соваться, это я сам, а вот докторшу, на всякий случай, попасти надо… У тебя подход к ней найдется? Какой-нибудь Шмальц-Пфальц, фактор по женскому товару?

— Об чем разговор? Все найдется…

— Ну и отлично.

Пан Казимир поднялся, бросил испытывающий взгляд на Менделя, подумал, как же грамотно неизвестный ему одесский полковник Криштофович умел подбирать кадры, и, кивнув на прощанье хозяину, шагнул к двери…

* * *

Понятие «центр» оказалось весьма условным, и пока майор смог добраться по узенькой заснеженной улице до украинского клуба «Ридня хата», он не раз позволил себе чертыхнуться. Поминутно сворачивавший каблуки и щиколотки на весенней наледи нечищеного тротуара, пан Казимир наконец вздохнул с облегчением, разглядев слабоосвещенное крыльцо.

Этот двухподъездный дом вот уже несколько лет считался в городе культурным центром, так как второй вход принадлежал фольклорному украинскому театру, где дважды в неделю шли «выставы».

Последнее время у пана Казимира бывали моменты, когда у него возникало чувство непонятно откуда возникавшей уверенности, и тогда майор всегда действовал, руководствуясь лишь своим вдохновением. Объяснить это было трудно, но пан Казимир не помнил случая, чтобы в такие минуты его подводила интуиция.

Вот и сейчас, воспользовавшись именно таким моментом, пан Казимир легко взбежал по ступенькам, распахнул дверь и очутился в небольшом вестибюле, где сразу перехватил буфетчика, как раз поднимавшегося по лестнице на второй этаж.

— А что, любезный, пани Яновская наверху?

— Так, пан… — Человек угодливо склонил набриолиненный пробор и, видя, что гость не спешит раздеваться, спросил: — Позвать?

— Позови…

Буфетчик убежал, и майор, оставшись внизу, начал с интересом осматриваться. Обстановка была, в общем-то, небогатая, как и во всех клубах такого пошиба. Осмотревшись, пан Казимир хотел присесть на узкий диванчик, но тут по лестнице застучали легкие каблучки и на площадке появилась стройная невысокая девушка, удивительно похожая на киноактрису Франческу Гааль.

— Панна Лидия Яновская?.. — Майор вдруг подумал, что треугольник, возможно, все-таки имел место. — Позвольте представиться, Казимир Дембицкий. Литератор. Из Варшавы.

— Наслышана… — Яновская недовольно нахмурилась. — И как вам местная женщина-вамп?

Пан Казимир обезоруживающе-смущенно улыбнулся.

— Ради бога, простите мне мою бесцеремонность… Просто я подумал, если вы решите послать меня к черту, способ знакомства значения не имеет.

— Пожалуй… Но, как я понимаю, до пана дошли кое-какие слухи?

— В некотором роде…

— Ну что ж… По крайней мере откровенно… — взгляд пани Яновской несколько потеплел. — И что же вы хотите, пан литератор?

— Ну, для начала я хотел бы знать… Вы меня сразу прогоните или немного подождете?

— Подожду… Но учтите, если речь пойдет о Ежи или Богдане, они мне только знакомые, все слухи обо мне — чепуха, и вообще, об этом я не намерена говорить даже с паном литератором.

— Ну, помилуйте, какой я литератор! Так… — Пану Казимиру никак не удавалось взять нужный тон. — Признаться, у меня совсем другие намерения…