на инстинктах. Она не может думать, чувствовать. Зачем так беспокоиться из-за него?

Если бы Малой умел ухмыляться, он бы ухмыльнулся. Он знал, что он не тупой бездумный механизм, и что этот мужчина ошибается. Впрочем, а может быть не ошибается?

Алексей увез Малого в ветеринарную клинику. К радости Алексея оказалось, что у Малого были целы кости и сухожилия. Пока ветеринар готовил анестезирующее средство, Малой смотрел на засыхающее денежное дерево, стоящее на подоконнике.

«И все-таки я страшно не хочу умирать. — Думал Малой. — Вполне вероятно, что это произойдет, и все, меня больше никогда не будет на этом свете, я больше не смогу ничего видеть, слышать, думать. И после моей смерти будет целая бесконечная вечность, в ходе которой я не буду способен даже осознавать, что я когда-то был. А что будет с птенцом, когда меня не станет? Он ведь тоже умрет и тоже окунется в это тотальное небытие. А что будет с Серым? Ему наверняка будет тяжело узнать о моей кончине. Возможно, он будет сильно переживать и несправедливо винить себя. Я не хочу этого».

Врач вколол анестезирующее средство.

— Я боюсь. — Тихо проскрипел пёс перед тем, как заснуть.

Пока Малой лежал на операционном столе, Серый сидел на чердаке и кормил птенца.

— Не обольщайся. — Говорил Серый птенцу. — Мне плевать на тебя, это ради Малого. Черт побери! Надеюсь, он жив.

Птенец был ослабленным, несмотря на то, что у него был доступ к еде и воде.

— Плохо тебе? — Спрашивал Серый. — Хотя мне плевать. Если сдохнешь, будет даже лучше.

Серый смотрел на птенца, слабо издаивающего какие-то звуки. Серому стало жалко его, и он перенес его из глубины чердака на лестницу, чтобы тот подышал свежим воздухом и ощутил солнечный свет.

А под лестницей на чердак лежала Умница. Она незаметно проследила за Серым и спряталась, сама точно не зная, что собирается делать дальше. Она слышала, как Серый разговаривал с птенцом.

— Знал бы ты, как они все меня задрали! Почему нельзя просто нормально жить? Нет, эти идиоты выдумывают идиотские принципы! Один не ест мясо, а второму надо наоборот обязательно убить свою жертву, а не найти на помойке. Дрянь тупорылая этот Силач. Чтоб его кошки съели! Еще эта шаболда…. Пытается вынудить меря первым бросить вызов Силачу. Я не хочу драться с ним один на один. Он же конченый, он совсем границ не видит! А эта мандавошка хитрожопая говорит, что так будет правильно! Что ж она сама тогда с ним не дерется один на один, раз это будет правильно? Швобла вонючая! Чтоб ее кто-нибудь сжёг, нахрен.

Серый вернул птенца на чердак и спрятал его в щель. Когда Серый уходил с чердака, Умница пробралась наверх. С первого взгляда она ничего не увидела, но предположила, обязательно найдет здесь что-нибудь интересное и сможет использовать это.

Когда Малой проснулся, он не знал, сколько прошло времени. Рана была зашита и завязана. Малой смотрел на подоконник. На нем стоял пустой горшок, а сухое денежное дерево лежало в мусорном ведре в углу помещения.

«Я жив. — Думал Малой. — А растение мертво. А вдруг оно тоже не хотело умирать? Мда, ну и бред. Впрочем, а ведь растения тоже являются живыми существами. А раз нечто живо, значит, его возможно убить. Следовательно, утверждение «я не хочу, чтобы меня убили, следовательно, я не должен убивать» работает и на них. Значит нужно отказаться так же и от капусты, морковки и подобной пищи. Но это ведь ахинея! Но это еще не всё.

По такой же логике я могу сказать: «я не хочу, чтобы моих детей убили и съели». Получается, что теперь я должен отказаться от плодов растений?! Теперь я не смогу кормить птенца даже семенами? Абсурд!

Пока Малой лежал и думал, Алексей оплатил услуги ветеринара, взял Малого на руки и понес в машину.

— Ничего-ничего, Песик. — Говорил Алексей. — Поживешь у меня дома, вылечишься. А потом, если захочешь, вернешься к друзьям. А может, останешься у меня. У меня, правда, уже есть еще один песик, но я надеюсь, вы подружитесь.

И что же? Максима действительно относится только к людям и собакам, но не к другим животным и растениям? Мы можем просто вычеркнуть из всех моральных правил всех остальных животных? На основании чего можно кого-то вычеркнуть? Я вычеркну всех, кроме людей и собак, а другой вычеркнет всех мопсов и такс, третий вычеркнет всех самок, четвертый — всех чужаков. Вычеркивание по своему необоснованному произволу — это не правильный подход.

Ну, допустим, я вычеркну всех, кроме людей и собак, на основании того, что они глупые. Но что делать с детенышами? Они ведь тоже глупые. А что делать с теми высшими существами, которые из-за болезней стали недоразвитыми?

Допустим, максиму нужно видоизменить до: «не поступай с другим существом так, как бы ты не хотел, чтобы поступали к тебе В Его Теле». То есть я представляю себя, например, в теле капусты. У неё нет мозга, нет желаний, нет страха смерти. Соответственно, в её теле я не смогу не хотеть, чтобы меня съели. Значит, я могу спокойно есть капусту. Далее, представляем себя на месте свиньи. Мне в теле свиньи не понравится, когда зубы собаки будут отгрызать от живого меня куски плоти. Значит, я не должен так поступать. Далее можно предположить, что свинья не осознает неизбежность смерти, не понимает ее значения, а в случае опасности они лишь инстинктивно борется за жизнь. То есть, она не может не хотеть умереть.

Но действительно ли остальные животные не осознают смерть так, как это делаем мы? Мне очень хочется сказать, что это так. Ну… очевидно, что они могут испытывать страх, когда они увидят угрозу своему дальнейшему существованию, но я очень сомневаюсь, что свинья может лежать и сказать сама себе: «Эх, что-то меня пугает тотальное небытие, да и планов на жизнь у меня еще много…. Особенно обидно будет умирать с осознанием того, что я не успела ощутить вкус гнилых яблок нового урожая». Свинья не может так думать, потому что она даже не знает слов для таких мыслей.

Но тогда получается, что детенышей и недоразвитых мы все-таки можем убивать и есть? Они ведь тоже не знаю слов для таких мыслей».

А Алексей бормотал:

— Зачем ты гавкал на меня, Песик? Что с тобой случилось в последнее время? Может, в тебе завелись паразиты? Ничего-ничего, вылечим.

Алексей открыл заднюю дверь машины и положил на сидение Малого.