Он закрыл за ушедшими дверь на замок, в предвкушении предстоящего удовольствия потёр руки и направился в мастерскую, где Герфиса уже ждала его новая игрушка.

Дарица сдержала слово, данное Кулису, и строго следила, чтобы Птунис соблюдал режим и не перетруждался. Поэтому, естественно, выход из колонии для него был заказан.

Он не был в океане всего два дня, а его чуть ли не выворачивало, так тянуло в воду. Но Дарица была непреклонна.

— Пока я не смогу убедиться, что твоя рука действует как до ранения, ни о каком океане даже не думай.

Птунис вздыхал, но ослушаться не осмеливался. О том, чтобы сплавать втихую, не могло быть и речи. Всё равно кто-то да доложит. Каждый колонист был на виду, и все знали друг о друге почти всё. И когда о его поступке станет известно, жди урагана. Дарица могла быть очень суровой. Постепенно мысли его переключились на Совет колонии.

Жильё членов Совета располагалось в отдельном корпусе, вход в который охраняла внутренняя стража, набиравшаяся из крепких колонистов, не проявивших себя на охоте и не имеющих никаких других талантов.

Сколько Птунис себя помнил, так было всегда. Как же он удивился, когда узнал от Герфиса, что внутренняя стража появилась относительно недавно, если сравнивать со сроком существования самой колонии. И ввёл её нынешний глава Совета Питрис. Но если это он ввёл стражу, то получается, что в то время он уже был главой Совета.

«Неплохо», — подумал Птунис и усмехнулся. Выходит, что Питрис руководит колонией уже около двадцати лет. Кстати, ни его возраст, ни возраст других членов Совета никак не соответствует среднему возрасту обычных колонистов. Он просто намного его превышает. Понятно, что и Питрис, и остальные не хотят ничего менять.

Птунис слонялся по колонии, заходил то к Герфису, то к Заргису, но там всё было по-прежнему. Герфис, завидев его, фыркал и говорил, что от частоты его посещений количество ружей не увеличится. Скорее, наоборот. Птунис извинялся и шёл к Заргису. Там его ждал ещё более холодный приём.

Заргис принимал вид оскорблённого достоинства и начинал нудить, что анализы провести, это вам не рыбу на гарпун насадить, и так далее. Птунис выдерживал несколько секунд, затем ссылался на срочные дела и убегал, не видя, как Заргис кривит в усмешке свои тонкие губы.

В данный момент Птунис валялся на койке в своей комнате и чуть ли не выл на потолок от вынужденного бездействия.

Дарица была на охоте, Ароша напросилась вместе с Седонисом обследовать один из кораблей, помеченных на его карте. Седонис, ужасно довольный этим, изо всех сил скрывал радость и долго и нудно инструктировал его сестру, как себя вести в разведке, что делать в случае появления опасности, и так далее.

Ароша хмурилась, но терпеливо выслушивала наставления, потому что Седонис на самом деле был классным специалистом по этой части. Птунис забавлялся, глядя на них, и думал, какая неплохая пара могла бы выйти из этих двоих.

Внезапно дверь распахнулась, и внутрь влетела Зорица.

— К тебе приходил Тапис, сын Горкиса, — выпалила она и посмотрела на Птуниса. — Это который смотритель загона для кулов, — добавила девочка для ясности и вновь замолчала, ожидая, когда до собеседника дойдёт эта информация.

Птунис знал, кто такой Горкис, но терпеливо ждал продолжения.

— Он велел тебе передать, чтобы ты пришёл к загону. Говорит, что твой Зуб взбесился, — Зорица хихикнула. — Зу-уб! Вот так имечко!

Птунис встал с койки и стал надевать верхнюю одежду. Девочка села за стол и, подперев кулачками подбородок, стала наблюдать за ним.

— А почему ты не с мамой? — спросила она. — Вы ведь раньше всегда вместе охотились.

— Твоя мама меня наказала, — ответил он.

— Это за то, что тебя чуть рена не слопала, — вновь хихикнула девочка.

— Угу, — ответил Птунис, стараясь попасть раненой рукой в рукав.

— А вот моего папу, моего первого папу, — исправилась она, — рена ни за что бы не съела. Он бы её сразу убил. Он ведь был самым сильным!

— Да, это точно, — согласился Птунис и посмотрел на дочь Дарицы. — Твой первый папа был сильным и хорошим человеком.

— Ты тоже ничего, — махнула на него рукой Зорица.

— Я польщён, — засмеялся Птунис.

— Хоть тебя и покусала рена, но ты всё же её убил. А до этого, — она в восхищении всплеснула руками и закатила глаза, явно подражая какой-то колонистке, — ты убил филию. Только ты и мой первый папа смогли сделать такое. Поэтому мне все завидуют, что у меня такие папы. Ну ладно, — без перехода сказала она, — я побежала, а то они, — имея в виду своих товарищей по играм, — не знают, что без меня делать.

И выпорхнула в дверь. Птунис грустно улыбнулся. Какая славная пора — детство! И какая она короткая в колонии. Девочке всего девять лет, а она уже раз десять выходила в океан, умеет стрелять, обращаться с гайзером и гидрометром, знает устройство гидрокостюма. Года через три она забудет про игры и пройдёт первые тесты, проводимые Советом, которые выявят её склонность к какой-либо профессии. Но охотницей она останется до тех пор, пока сможет держать оружие. То есть до самой смерти.

Все колонисты были охотниками. Исключение делалось лишь для самых неприспособленных к выходам в океан. Для них находили какое-то другое занятие в колонии. Запрещалось же охотиться лишь членам Совета и людям, имеющим специальность, важную для общего блага колонии.

Птунис усмехнулся. Получалось, что внутренняя стража набиралась из самых неприспособленных к выживанию. Но прав у них было побольше, чем у других. Потому что в итоге они приравнивались к руководству колонии и людям особо ценным для неё. Хотя основной их задачей было находиться возле корпуса, где располагался Совет, и не пускать туда обычных колонистов, могущих оторвать членов Совета от исполнения их чрезвычайно важных обязанностей.

Если у колониста обнаруживались способности к какой-либо важной для блага колонии специальности, но внутренняя тяга у него была к другой профессии, такое увлечение поощрялось. Но общее благо, понятно, было превыше всего. Поэтому человек был обязан трудиться в необходимой, по мнению Совета, области. А любимым делом он мог заниматься лишь в свободное время.

Хорошо, когда предрасположенность к какому-либо делу и увлеченность им совпадали, как у Кулиса или Герфиса. Тогда выходили первоклассные специалисты. В других случаях такого, как правило, не случалось.

У Птуниса, так же как и у Седониса, второй специальности не было. И если Седонис на самом деле не умел и не знал ничего, кроме охоты и морской разведки, то Птунис всегда скрывал свои способности, которые могли помешать общению с его самым главным другом — Океаном.

Его проверяли, и не раз. Ведь даже не самому умному человеку в Совете было понятно, что парень наделён определёнными способностями. Но проверяющих каждый раз постигала неудача. В итоге ни к какой из полезных специальностей ни малейшей склонности у Птуниса выявлено так и не было.