шляпа, слетевшая с головы, но удерживаемая розовой лентой, болталась на спине, по лицу разметались выбившиеся пряди, а на щеках рдели красные пятна.

Проштрафившийся Захарий тем не менее отметил, что румяность и растрепанность весьма красят его хозяйку. Пышный бюст мадам тоже не укрылся от его внимания.

– Что за безобразие, дорогая! – Стараясь не смотреть на Захария, миссис Бернэм шляпой прикрыла дочке лицо. – Уходим! Быстро!

Захарию ничего не оставалось, как притвориться, будто ничего не произошло.

– Здравствуйте, миссис Бернэм, ну и пекло, правда? – сказал он, пытаясь выглядеть беззаботным. – А я вот решил охолонуться.

Мадам негодующе вздрогнула, но не обернулась и только сквозь зубы бросила через плечо:

– Искупаться можно было бы и на судне, мистер Рейд. Наверняка там есть необходимые приспособления, а если нет, их надо сделать. Но бултыхаться в этой мути, уподобляясь ошалевшему буйволу, совсем негоже.

– Простите, миссис Бернэм, я не думал, что… – начал Захарий, однако хозяйка его осекла:

– Помните, мистер Рейд, вы в приличном доме, где пристойность соблюдают во всем…

От возмущения она задохнулась и прибавила шагу, погоняя перед собой дочь.

– Приношу извинения за свой вид! – вслед ей крикнул Захарий. – Обещаю, такого больше не повторится!

Ответа он не получил, ибо миссис Бернэм с дочкой были уже далеко.

Две недели минули в полном молчании о финансах Бахрама. Никто и словом не обмолвился о состоянии его дел к моменту смерти.

Сперва вдове, раздавленной горем, было не до того. Но потом, когда первоначальная боль утраты чуть стихла, Ширин задумалась об этаком странном молчании.

В семье, где вопросы дела заботили всех, нарочитое уклонение от данной темы выглядело как-то неестественно, тем более что все прекрасно знали: Бахрам отправился в Китай, намереваясь выкупить торговый отдел фирмы, которой владели целые поколения семейства Мистри.

В ближайшем окружении Ширин ее братья, пару лет назад совместно унаследовавшие компанию от покойного отца, были, конечно, лучше всех осведомлены о финансовом положении Бахрама. Ширин ничуть не сомневалась, что они кое-что знают, однако ни тот ни другой не выказывали желания затронуть сию тему, хотя виделись с сестрой по нескольку раз на дню.

Для Ширин не было секретом, что после безвременной кончины отца ее муж и братья сошлись в схватке за фирму. Распри не стали неожиданностью: братья никогда не считали Бахрама достойным членом семьи Мистри, и тот, в свою очередь, от всей души платил им нелюбовью. С самого дня свадьбы трения между родичами и мужем опутывали Ширин, точно веревка колодезный ворот. Правда, большую часть своего замужества она участвовала только в семейных дрязгах, ибо в деловых вопросах отец ее своей волей установил непрочный мир. И лишь после смерти патриарха Ширин оказалась осью, на которой вращался родовой конфликт.

Лучше нее никто не знал, каким обманутым и обиженным себя чувствовал ее муж, когда братья попытались спровадить его на покой, дабы избавиться от его детища – чрезвычайно доходного отдела экспортной торговли. Но безропотно позволить отлучить его от дел было не в характере Бахрама: он решил приобрести торговый отдел в свою собственность, для чего с большим товаром отправился в Китай, надеясь заработать деньги, необходимые для покупки. Не признающий полумеры, он задумал взять груз опия, какой еще никогда не покидал Бомбей. Чтобы осилить такой объем, он использовал все доступные капиталы – привлек деловых партнеров, глав общины, родственников, но когда и этого оказалось мало, попросил Ширин заложить ее драгоценности и земли в Алибауге и Бандре, доставшиеся ей в наследство от отца.

За годы супружества Ширин нередко пререкалась с мужем, чаще всего из-за его полного равнодушия к тому, что у них нет сына. Не раз она упрашивала его отыскать какое-нибудь исцеляющее снадобье, но он только отмахивался, чем причинял ей сильную боль и обиду. Но в том, что касалось бизнеса, муж обладал безошибочным чутьем и всегда посрамлял сомневавшихся в успехе его затей. От природы пессимистка, Ширин и сама частенько была в рядах тех, кто ожидал его провала. Но такого никогда не случалось, и она постепенно привыкла, что в деловых вопросах стоит доверять суждению мужа. Потому-то и сдалась уговорам, позволив распорядиться ее наследством как он считает нужным.

Так что же стало с теми деньгами? Почему никто не расскажет? Какое-то время Ширин оправдывала это тем, что братья не хотят касаться данной темы при людях. И верно, она ни секунды не оставалась одна, рядом постоянно были ее дочери, сестры, внуки либо кто-нибудь из внушительного отряда ее слуг. Даже вечерами под рукой непременно был человек, удостоверявшийся, что перед сном она приняла добрую порцию опийной настойки.

Ширин была благодарна родне за поддержку, однако вскоре заметила, что сочувствие это носит несколько странный характер. Родные уделяли внимание исключительно ей, начисто позабыв о покойном муже. Ширин попыталась это исправить, объявив, что в Храме Огня закажет пышную поминальную службу по Бахраму, но ее не услышали и, даже не переговорив с ней, заказали скромную панихиду, на которой присутствовали только близкие родственники.

Ширин попросила дочерей дать этому объяснение, но те отмахнулись, сославшись на непомерные расходы, и тогда она поняла, что от нее что-то скрывают, а вот что – придется выяснить самой. На другой день она послала братьям записки с просьбой повидать ее как можно скорее.

Пунктуальные братья, одетые, как на прием, в свежие ангаркхи и тщательно завязанные тюрбаны, явились следующим утром. Отдав дань вежливости, Ширин сказала:

– Спасибо, что пришли, я хочу кое о чем вас спросить.

– О чем же?

– О делах моего мужа. Я знаю, что в последний китайский вояж он вбухал кучу денег. Меня интересует, что с ними стало.

Повисло молчание, братья переглянулись, словно предлагая друг другу начать разговор. Ширин им помогла:

– Говорите, я должна знать.

Братья облегченно выдохнули и заговорили. Ситуация весьма неблагоприятная, сказали они. Бахрам-бхай допустил ужасную ошибку, его любовь к риску завершилась катастрофой, он ввязался в крупную игру, и его ставка безнадежно проиграла.

Рука Ширин нырнула под складки белого сари, где, ища успокоения, коснулась шнуров священного пояса кошти.

– Что произошло? Говорите всё.

Помешкав, братья заговорили хором: в случившемся Бахрам виноват лишь отчасти. Недавние перемены в Китае застигли его врасплох. Вскоре после его приезда был назначен новый наместник в Кантоне, некий комиссар Линь, по всем статьям сбрендивший властолюбец. Он арестовал всех чужеземных купцов и принудил их сдать весь привезенный опий. Комиссар лично наблюдал за уничтожением товара на миллионы испанских долларов! Бахрам был среди тех, кто понес наибольший урон, весь его груз, приобретенный в основном на заимствованные деньги, реквизировали и сожгли. В результате его долги бомбейским кредиторам до сих пор не оплачены; вернись он, ему пришлось бы объявить себя банкротом. Вообще-то удивляться нечему, ведь он всегда был игроком и аферистом, как его дед.

Сложив руки на коленях, Ширин оцепенело слушала. По окончании рассказа она спросила:

– И впрямь ничего не осталось? Совсем ничего?

Братья покачали головами: ничего. Бахрам не оставил после себя ничего, кроме долгов. Потому-то его великолепная “Анахита” еще там, в Гонконге, за бесценок была продана некоему Бенджамину Бернэму, английскому предпринимателю. Дома, которые Бахрам выстроил дочерям, тоже придется