— Ну вот еще чего, — сказал Дон Тернер, — вы предлагаете всему обучать их во время съемок?

— Вам не нужно будет ничему их обучать, — сказал Эйб Робинсон, — они все сделают сами.

— Что же они сделают сами? — спросил Дон Тернер.

— Они встретятся друг с другом, с ними что-нибудь произойдет, а мы с вами пронаблюдаем за ними со стороны и кое-что подкорректируем, — беззаботно сказал Эйб Робинсон.

— Все-таки что-то подкорректируем? — с надеждой спросил Джефф Дармер.

— Да совсем немного, — сказал Эйб Робинсон. — И снимем всю их историю на пленку.

Эйб Робинсон перестал увлеченно размахивать руками и излагать только одному ему понятные и дорогие мысли и осторожно посмотрел на коллег. Все смотрели на него с чувством глубокого сожаления. Даже Боб Тернер.

— Это — примерный план, — сказал Эйб Робинсон.

— А если с ними ничего не произойдет? — спросил предусмотрительный Джефф Дармер.

— Со всеми людьми хоть что-то да происходит, — философски заметил Эйб Робинсон.

— Да, но не все их истории имеет смысл снимать на пленку, — сказал Джефф Дармер.

— За эту историю я буду отвечать головой, — улыбнулся Эйб Робинсон.

— Но это уже было, — сказал Люк Беррер, — и даже не один раз. Режиссеры и операторы ходили по городу за каким-нибудь профессиональным актером, который вовсю придурялся, будто не имеет никакого понятия о том, что его снимают, и в результате получалось неплохое художественное шоу.

— Да, — сказал Эйб Робинсон, — но только у нас все будет совсем не так. Мы действительно будем снимать самых обыкновенных людей, которые будут делать и говорить то, что захотят они сами.

Джек Марлин, второй режиссер, который обычно мало говорил, предпочитая много делать, а в данный момент учился вязать под столом, радостно улыбнулся:

— Но это же полный бред, — сказал он, — что такого нового и увлекательного нам могут сказать простые люди с улицы?

— А мы возьмем не совсем простых людей, — сказал Эйб Робинсон, — мы вычислим этих людей из миллиона. Они будут подходить и нам и друг другу идеально. Они будут умны и, главное, они будут естественны.

— Самая заштатная актриса с блеском сыграет вам эту самую естественность, — сказал Джек Марлин.

Два помощника сценариста играли под столом, кто на кого наступит первым. Джефф Дармер откинулся на спинку стула и приготовился немного поспать, на свидание сегодня он уже безвозвратно опоздал.

— Пусть вы ставите крест на всей процедуре фильмотворчества, — выступил наконец-то оскорбленный Марк Тимпсон, — но вы перечеркиваете и всю работу сценаристов. Я обычно пишу сценарий несколько долгих месяцев, а вы хотите сказать, что какие-то там естественные люди с улицы смогут вам без подсказок сымпровизировать нечто неординарное?

— Нет, что вы, — сказал Эйб Робинсон, — без вашего чуткого руководства они ничего не смогут сделать.

Марк Тимпсон сердито замолчал. Раз без его чуткого руководства они здесь все-таки ни черта не смогут сделать, что, впрочем, и так было понятно с самого начала, то вроде как бы и возмущаться пока нет никакого повода.

— Ну, — благодушно развел руками несколько подобревший Марк Тимпсон, — вы могли бы с самого начала поделиться своими планами, посоветоваться со мной.

— А мы здесь сейчас друг с другом и советуемся, — заверил его Эйб Робинсон, — для того и собрано это совещание.

Марк Тимпсон снова обиделся. Теперь он выглядел тут самым непонятливым.

Но, как выяснилось, сам Дон Тернер недалеко от него ушел.

— И все-таки я не совсем понял, — сказал Дон Тернер Эйбу Робинсону, — почему вы не хотите снимать профессиональных актеров? Сотни людей обычно задействованы в создании картины, но мало фильмов достойно внимания. А вы хотите ничего не делать, просто окунуться в жизнь, и эта жизнь принесет вам шедевр?

— Да! — громко воскликнул Эйб Робинсон.

На что Боб Тернер все-таки свалился от неожиданности с кресла.

— Совершенно верно, — добавил Эйб намного тише.

Затем все вежливо подождали, пока Боб Тернер, отряхиваясь от невидимой пыли, сядет обратно на место.

Два помощника Марка Тимпсона играли под столом в «камень, ножницы, бумага», одни они так ничего и не заметили.

— Если бы в съемках фильмов все было настолько просто, — сказал Джек Марлин, подсчитывающий петли на вязанье, — нас всех давно бы уже разогнали.

— Да и не только нас, — грустно сказал Люк Беррер.

— Я же вам уже сказал, что все — есть жизнь, — в сердцах сказал Эйб Робинсон, — вот этот пиджак есть жизнь, этот стул есть жизнь, этот стол — тоже есть жизнь, и все это — уже есть история.

— Если мы будем снимать только пиджаки, столы и стулья, — сказал Люк Беррер, — мы далеко не продвинемся.

— Я не предлагаю снимать столы и стулья, — сказал Эйб Робинсон, — я предлагаю вам снимать жизнь. Ни массовок, ни декораций. Мы просто выйдем на улицу, наши герои сами поведут нас за собой. Они сами подскажут нам, какой путь надо избрать. Я же вам сказал, что в мире есть категории, к которым мы все относимся совершенно одинаково.

— Ничего не выйдет, — сказал Джефф Дармер, который, в отличие от некоторых, никак не мог заснуть в таком людном месте. — Сама жизнь не настолько привлекательна, насколько вы нам тут пытаетесь это представить. Лишь иллюзия жизни достойна внимания. Реальность подретушированная, подкорректированная, художественно оформленная и еще перевязанная сверху огромным розовым бантом.

— У меня такое ощущение, — сказал Эйб Робинсон, — что меня здесь никто не слушает. Я же сказал, что мы все художественно подкорректируем. Но только отталкиваться мы будем не от изящного, конкретного сценария, а от самой жизни.

— А где вы найдете таких умных героев? — поинтересовался Джек Марлин.

— Надо подумать, — сказал Эйб Робинсон.

— Будем обращаться к помощи магов и астрологов? — сказал Джефф Дармер.

— Да как хотите, — сказал Эйб Робинсон, — можно и к астрологам обратиться, но в основном наша надежда на собственную интуицию.

— А какие еще субстанции и категории вы собираетесь обыграть в этом фильме? — спросил Джек Марлин.

— Все подряд, — ответил ему Эйб Робинсон.

— Все подряд, — оживился Джефф Дармер, — как интересно, а какие именно, помимо плюса, минуса, севера, юга и так далее?

— Более сложные, — сказал Эйб Робинсон, — материнские, патриотические, общечеловеческие чувства, верность традициям.

— Как, однако, все интересно, — сказал Джек Марлин, — и как сложно.

— Да, не просто, — сказал Эйб Робинсон.

Он добросовестно крутил головой от Джеффа Дармера к Джеку Марлину.