Поспать бы еще – глядишь, все и рассосется.

Он все же дотянулся до телефона. Ждать, что это звонит Татьяна, было наивно – она давно должна быть на службе.

Звонил старый товарищ Олег Корчмаренко. В годы пребывания на службе в Конторе они знакомы не были, а вот на пенсии через Клуб ветеранов сдружились.

– Вставайте, Геракл, вас ждут авгиевы конюшни, – шутливо переиначил известную фразу Олег.

– За последние семнадцать лет столько нагадили, что одному Гераклу не справиться! – отшутился Иконников, давно привыкший к шуткам и подначкам, связанным с его редким для исконного русака именем. Отец в гимназические годы, проведенные в Сарапуле, сильно полюбил греческую мифологию. Еще хорошо, назвал Геракл, а не Геркулес. Тут ассоциации с овсяными хлопьями, его бы совсем достали.

– Как плечо? – спросил Олег. Геракл ему ничего о вчерашнем происшествии не рассказывал, но Корчмаренко обладал уникальной способностью все знать. Хорошее качество для руководителя службы внешней контрразведки. Хотя на пенсии, в отставке, вроде бы и без надобности.

– Плечо терпимо, колено разнесло. Гематома большая. Синяя.

– Синяя – это красиво. Большая и синяя! Мечта художника.

– Вам, молодым и здоровым, легко смеяться над старым художником. А болит – хоть помирай.

– Помирать мы еще погодим. Слышал анекдот?

– Откуда я знаю…

– Значит, так. Два состарившихся футболиста договорились: кто первый умрет, сообщит другому, есть ли на небесах футбол. Один из них отправился на тот свет. Через три дня вышел на связь: «Дружище, – говорит – у меня две новости. Хорошая и плохая» – «Давай сначала хорошую!» – «Ты не поверишь, но в футбол здесь играют все» – «А плохая?» – «Я видел состав команд на ближайшую пятницу – ты играешь левого крайнего нападающего»…

– Нападать я уж и не мечтаю.

– Не грусти, старый товарищ. У меня тоже две новости. С какой начать?

– С плохой.

– Помнишь Шабалкина, первого зама начальника ПГУ?

– Помню, хороший мужик. Профессионал. И что?

– Инфаркт. В Ялте. Уже привезли в Москву. Пошел на поправку.

– Значит, не такая уж и плохая новость. Тогда какая хорошая?

– Искал нужную книгу. И нашел заначку.

– Неужто миллион долларов?

– Считай, рассмешил. Говорят, если к тридцати не стал профессионалом, к шестидесяти – писателем, а к семидесяти пяти – миллионером, то скорее всего и не станешь. Бутылку «Текилы» нашел. Соль у тебя дома есть, сейчас куплю лимоны и еду: посидим по-нашему, по-мексикански, а завтра приеду, чтобы тебя «поправить», с немецким пивком. Посидим по-вашему, по-германски. Идет?..

Иконников не успел ответить, завибрировал сотовый.

– Извини, отвечу по мобильнику, – и в другую трубку: – Слушаю, – словно не ожидая от предстоящего разговора ничего хорошего.

– Здравствуйте, полковник. Ситуация изменилась, нам всем придется придать новую динамику реализации поставленных руководством задач.

– Конкретнее… Где и когда?

– Сегодня. «Бородино».

– В последний раз мы с вами, Людмила Викторовна, встречались по поводу старинного перстня с драгоценными камнями. С бриллиантами, кажется?

– Да, Юрий Федорович, вы мне о них тогда много интересного рассказали.

– Вы тогда служили в УВД Смоленска, в чине, если не ошибаюсь, капитана милиции, в должности криминалиста?

– От вас ничего не скроешь.

– А нынче в каких чинах?

– Майор милиции.

– А тот симпатичный капитан, что руководил следствием по тому делу, у него еще прозвище забавное было – «крутой опер»…

– Он теперь мой муж.

– Но вы представились как Конюхова?!

– Я не стала ничего менять – рассмеялась Людмила, продемонстрировав и белоснежные зубки, и очаровательную ямочку на левой щеке.

– И это правильно! – имитируя южный акцент, согласился хозяин квартиры. – А вот мне пришлось…

– Вам-то что менять?

– Когда в Питере арестовали моего деда, Федора Галактионовича Милованова, то во время допроса в Петрочека его записали как Милованова. А во время паники, когда случилось восстание в Кронштадте, документы потеряли. Хотели деда расстрелять в рамках так называемого «заговора профессора Таланцева» – помните, тогда по этому делу проходил и поэт Николай Степанович Гурилев…

– Помню, конечно. Тогда еще около ста человек расстреляли.

– Да, в списках была фамилия Милованов. Списки чекисты восстанавливали по памяти и с помощью простого метода: прошлись по камерам и приказали сидельцам представиться. Дед должен был бы представиться как генерал Милованов, но, сообразив, что есть в судьбе некая лазейка, сказал: «Полковник Генерального штаба Миловидов».

– Неужто сработало?

– Фокус в том, что это была хотя и не вся, но правда: генерала от инфантерии он получил вместе с офицерским Георгиевским крестом после Брусиловского прорыва. А до того был, соответственно, полковником.

– Но фамилия…

– А предки наши еще в XVIII веке носили двойную фамилию, сохраняя верность двум древним семьям. Потом, уж и не помню, на каком витке истории, осталась от фамилии одна половина…

– Неужели не разобрались там, в Петрочека?

– Разобрались бы, конечно, но, во-первых, спешили – Зиновьев торопил Агранова, который вел то дело… Ну и во-вторых, среди чекистов оказался бывший поручик, недоучившийся гимназист, который по причудливому стечению обстоятельств получал на фонте своего «Георгия» вместе с начальником разведки Брусиловской армии… полковником Миловановым. Характерную бравую внешность выпускника Пажеского корпуса он запомнил, а на фамилию тогда внимания не обратил. Он и подтвердил: «Знаю я, говорит, товарищи, этого полковника. Если бы не он, нам тогда с немцами было бы не справиться. Грамотный человек, и отчаянной храбрости…»

– Освободили?

– Не сразу. Но смертельная волна над головой уже прошла[3].

– Ишь, какая у вас двойная жизнь. И тебе Милованов, и тебе Миловидов.

– И ничего удивительного: я по гороскопу – Близнец. У меня все в двойном варианте. И профессий, как минимум, две. И докторские две защитил – по истории и искусствоведению, и детей двое, жена вот только одна. Как говорится, возможны исключения.

– А драгоценные камни? Сколько среди них «любимых»?

– Два! – рассмеялся хозяин.