Зачем ты впутала в это моего отца?! — Тина в ярости ворвалась в комнату матери. Она знала, Лили не спит, потому что та только что приказала Кармеле принести ей коньяк. — О чем ты вообще думала?

Лука ушел с такой самодовольной физиономией! Поэтому Лили теперь была не единственной, у кого болела голова.

— Что ты здесь делаешь? Что за крики?

Тина раздвинула шторы, и по темной комнате разлился мягкий свет закатного солнца. Но этого было недостаточно. Она нажала на выключатель, и загорелся светильник над головой матери. Он выглядел как настоящая гроздь винограда под осенним солнцем, окрашенная в розовые и золотые цвета, а с потолка свисали тончайшие виноградные зелено-розоватые листья.

Тина была потрясена и на секунду потеряла дар речи.

— Что это за… уродство? — возмутилась Тина, с трудом подобрав слово.

— Тебе не нравится? — искренне удивилась мать, рассматривая светильник.

— Это ужасно! Как и все остальное в твоем музее стекла.

— Валентина, нет необходимости быть настолько грубой. Зная твой вкус, я покупаю эти вещи не для тебя.

— Понятно. Но сейчас я гораздо больше озабочена тем, на что ты уговорила моего папу. Лука сказал, Митч готов пожертвовать фермой. Ради тебя. Если я не смогу тебя спасти.

— Ты видела Луку? — Лили слезла с кровати, натянула розовый шелковый халат, который идеально подчеркивал контуры ее подтянутой фигуры. — Когда? Он все еще здесь?

— Он ушел. Но только после того, как озвучил условия сделки. Ты в этом участвовала, дорогая мамочка? Это ты придумала погасить свой долг за счет дочери?

Лили заморгала.

— А что он сказал? — Мать выглядела несколько ошеломленной. Может, Лили в этом не участвовала? — Я полагаю, это действительно объясняет некоторые вещи… Да, тебе не повезло. А я думала, Лука заинтересован в сексе.

— Боже, это ведь не ты! Ради бога, скажи, что это не твоя идея, Лили!

Мать пожала плечами, сидя за столом. Она уже держала стеклянного дельфина и рассеянно протирала ему голову.

— Когда тебе стукнет пятьдесят, будет уже не весело, Тина, помяни мое слово. Ты уже никого не возбуждаешь, и никто за тобой не ухаживает.

— Нет ничего лестного в том, что тебя просят стать чьей-то любовницей!

— Ошибаешься! Лука очень красивый мужчина. — Лили прекратила протирать стекло, и ее взгляд устремился вдаль, как будто она придумывала целую историю по этому поводу. — Подумать только, если ты правильно разыграешь партию, он, может, даже женится на тебе…

— Я сказала ему, что не стану это делать!

— О-о-о… — простонала Лили.

— Поэтому ты и говорила с отцом, Лили? У тебя был припасен второй план — на случай, если я не смогу спасти тебя. Ты выпрашивала милостей у мужчины, которого бросила с ребенком больше двадцати пяти лет назад? У мужчины, который имеет полное право ненавидеть тебя?

— Однако не ненавидит. Я думаю, Митчелл был единственным человеком, который когда-либо действительно любил меня.

— Все равно ты это не ценишь.

— Я до сих пор не понимаю, в чем твоя проблема. Некоторые женщины готовы убить, лишь бы переспать с Лукой Барбариго!

— В том-то и дело. Я уже спала с ним…

— Ты хитрая девушка, — сказала мать, поменяв дельфина на другую статуэтку — плавающих детей. — Ты никогда не рассказывала. Так в чем проблема?

— Это плохо закончилось.

— Потому что он не выразил своей вечной любви к тебе? О боже, Валентина, ты иногда такая наивная!

— Он сказал, что я чип от старого компьютера.

Мать сделала паузу, забыв на мгновение о стекле в руках, а потом радостно рассмеялась:

— Он так сказал? И ты не восприняла это как комплимент? Не так ли? — Она пожала плечами и снова начала полировку, потом взяла следующую статуэтку.

Шух-шух-шух… Протирала, протирала, протирала… И чем больше Лили протирала стекло, тем сильнее раздражала Тину.

— Ты не могла бы прекратить это?

— Что?

— Протирать эти жуткие статуэтки?

— Валентина, — Лили яростно продолжала протирать фигурки, — это муранское стекло, оно заслуживает того, чтобы выглядеть лучшим образом.

— Ты знаешь, а я ведь была беременна!

Лили посмотрела на дочь и на этот раз поставила статуэтку назад на столик:

— Ты была беременна? От Луки Барбариго?

Тина кивнула, внезапно почувствовав, как сжимается горло. Она раскрыла свою тайну, которую держала внутри слишком долго… Наверное, теперь мать сможет ее понять. Наконец…

— Так почему же ты не заставила его жениться на себе?

— Что?! — выдохнула Тина.

— Разве ты не знаешь, насколько он богат? Члены его семьи были когда-то правителями Венеции. Он из венецианских аристократов! И ты не женила его на себе?!

— Лили, у нас была всего одна ночь! Ребенок не был частью сделки. Во всяком случае, я потеряла ребенка… И огромное спасибо за вопрос о судьбе твоего внука!

— Но если бы ты вышла за него замуж, — беззастенчиво продолжала рассуждать Лили, — то мы не оказались бы сейчас в такой ситуации.

Мир Тины пошатнулся.

— Ты что, не слышишь меня? Я потеряла ребенка! В двадцать недель. Есть ли у тебя предположение, что это такое, — рождение ребенка, которому суждено умереть?

Лили отмахнулась от аргумента, как будто это была не более чем пылинка на одной из ее стеклянных фигурок:

— Ты была бы замужем, если бы сказала мне вовремя. Я бы устроила ваш брак в течение недели.

— А что, если я не хочу замуж?

— Это вряд ли. Ты должна была заставить Луку совершить этот благородный поступок.

Ненавидела ли Тина свою мать когда-либо так сильно, как сейчас?

— Как ты заставила Митча жениться на тебе, когда забеременела? Признайся, Лили, ты надеялась на выкидыш, как только папа надел кольцо тебе на палец! Ты надеялась избежать родов, как только вышла замуж, ты ведь никогда не хотела ребенка?

— Это нечестно!

— Да? Ну, прости. Так вот — я не обязана выходить замуж! — Тина повернулась, чтобы уйти. — До свидания, Лили. Постараюсь больше не встречаться с тобой, пока я здесь.

— Куда ты идешь?

И Тина бросила через плечо:

— К черту! Но не думай, что это о тебе.

Таксист высадил Луку у двери его собственного палаццо с видом на Гранд-канал. Альдо вышел навстречу ему, открывая железные ворота:

— А компания, которую вы ожидали?

— План поменялся, Альдо. Сегодня вечером я буду ужинать один. Накрой мне в кабинете.