И легендарный парад состоялся. Думаю, грозные звуки военных маршей оглушили фашистов наравне с последующей артиллерийской канонадой. А мудрый вождь сделал еще один точный удар, предложив Г. К. Жукову вдохновить артистов на благородное дело. Георгий Константинович обратился к ним с пламенным призывом:

— Дорогие друзья! Враг у ворот Москвы! Нам нужна ваша помощь! Сейчас для бойцов работа Большого театра — это моральная поддержка фронта. Тогда каждый боец будет стоять за двоих. Начало спектаклей означает, что ни одно государство мира не открывало театра, когда враг стоял в тридцати-сорока километрах от города. В современные дни искусство для фронтовиков нужно как хлеб, как окопная солдатская махорка!..

Измученные неизвестностью дальнейшей судьбы, обессилевшие от голода артисты словно ждали этот призыв. Тот же Лемешев еще месяц назад вышел из машины у Казанского вокзала, решительно заявив:

— А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл.

И вот заветный день настал. 19 ноября, в филиале Большого театра на Пушкинской улице состоялся необыкновенный концерт артистов оперы и балета. Начался он в час дня. Трижды прерывался из-за воздушных тревог, во время которых тенор Ф. Бобков прямо в сценическом костюме поднимался на крышу и вместе с дежурными тушил зажигалки. А завершился уже в шесть вечера. От имени присутствующих и отсутствующих фронтовиков артистов горячо поблагодарил командующий шестнадцатой армией генерал Рокоссовский. 22 ноября уже другие счастливцы могли слышать С. Лемешева и Н. Бурлака в опере «Евгений Онегин», а 23-го — насладиться балетом «Тщетная предосторожность». Вся Пушкинская улица была заставлена перекрашенными в белый цвет фронтовыми машинами.

Пусть бойцы в заснеженных полях и лесах Подмосковья не могли сами оценить шедевры классического искусства, зато наверняка прочитали об этом в газетах, услышали по радио или от своих командиров, и тоже воспряли духом перед историческим наступлением. Ведь именно тогда решалось главное: не промахнуться бы! Вдруг фашисты сумеют отразить наш удар и перейдут в контрнаступление?..

Конечно, Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил на своем «Кальмаре». До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!

Еще ни одному историку не удалось раскрыть секрет их взаимоотношений, которые были хоть и демократическими, но одновременно сложно-загадочными. Пока кто-нибудь из теоретиков сумеет их разгадать, попробуем воспользоваться опытом человека, неплохо знавшего того и другого.

Комендант ближней дачи Орлов служил у Сталина с тридцать седьмого по пятьдесят третий год. Значит, имел право отметить самое важное в характере вождя: «Он не любил соглашательских суждений вроде:

„Как скажете, так и сделаем“. В подобных случаях обычно говорил:

„Такие советчики мне не нужны“. Узнав это, я порой спорил с ним, отстаивая свою точку зрения. Сталин озадаченно ворчал: „Хорошо, я над этим подумаю“. Терпеть не мог, когда к нему входили изгибаясь или выходили вперед пятками. Заходить к нему нужно было твердым шагом. Если надо — в любое время. Кабинет никогда не закрывался».

Теперь прибавим следующее суждение: «Сталин уважал Жукова за прямоту и патриотизм. Он у Сталина был самым почетным гостем».

Вместе с полководческим даром этого, видимо, было уже достаточно, чтобы Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:

— Товарищ Жуков, как Москва?

— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.

— Тогда я пойду часа два отдохну.

— Можно…

* * *

Весной девяносто первого года по телевидению два часа выступал начальник Института военной истории Министерства обороны СССР генерал-полковник Д. Волкогонов. Среди прочих вопросов он коснулся поездки Сталина на фронт. Мол, Верховный Главнокомандующий всего раз выезжал из Москвы. Да и то остановился в полусотне километров от передовой. В деревенской избе встретился с двумя командующими фронтами, переночевал на горячей печи и отбыл восвояси, чтобы в письмах к Черчиллю и Рузвельту скромно заявить о своей необыкновенной смелости и гениальном руководстве наступающими фронтами.

Очень странно повел себя именитый историк, посвятивший Сталину самую толстую книгу — «Триумф и трагедия». Если раньше он все-таки упомянул две поездки Сталина к линии фронта, то теперь посчитал, что вполне достаточно и одной, в которой обобщил минувшие события. Резонно опасаясь, как бы авторитет Волкогонова не отбил у других историков желания выяснить истину, я расскажу обо всех поездках Сталина на фронт. В то время я возглавлял спецгруппу вспомогательного сопровождения членов правительства, но прежде всего — Сталина. Рядом с ним постоянно находились мои друзья-сослуживцы. Вместе мы покажем, насколько Волкогонов далек от истины.

Итак, вот что пишет Волкогонов: «В конце октября, ночью, колонна из нескольких машин выехала за пределы Москвы по Волоколамскому шоссе, затем через несколько километров свернула на проселок. Сталин хотел увидеть залп реактивных установок, которые выдвигались на огневые позиции, но сопровождающие и охрана дальше ехать не разрешили. Постояли. Сталин выслушал кого-то из командиров Западного фронта, долго смотрел на багровые сполохи за линией горизонта на западе и повернул назад. На обратном пути тяжелая бронированная машина Сталина застряла в грязи. Шофер Верховного А. Кривченков был в отчаянии. Но кавалькада не задерживалась. Берия настоял, чтобы Сталин пересел в другую машину, и к рассвету „выезд на фронт“ завершился».

А вот как было в действительности…

В августе 1941 года Сталин с Булганиным ездили ночью в район Малоярославца для осмотра боевых позиций. Черным восьмицилиндровым «Фордом» управлял шофер Кривченков, сотрудниками для поручений были: генерал Румянцев — старый чекист, участвовавший еще в подавлении левых эсеров и освобождении Дзержинского, Хрусталев, Туков.

Они же через несколько дней сопровождали Сталина, Ворошилова и Жукова во время осмотра Можайской оборонительной линии. Под Звенигородом остановились на окраине деревни. Вездесущие мальчишки тут же узнали гостей и забегали с криком:

— Ура! К нам товарищ Сталин и Ворошилов приехали!

В конце октября Сталин и Ворошилов поехали на боевые позиции шестнадцатой армии генерала Рокоссовского, где наблюдали за залпами «катюш». Когда они побатарейно дали залп — пронесся огненный смерч. После этого надо было сделать рывок в сторону километров на пять. Но тяжелый «форд» застрял в проселочной грязи. Верховного посадили в нашу хвостовую машину и быстро вывезли на шоссейную дорогу. Расстроенный шофер Кривченков просил не бросать его без помощи. Выручил танк, вытянувший машину на шоссе. Конечно, немецкая авиация тотчас нанесла бомбовый удар по месту стоянки «катюш», но те уже находились далеко. На рассвете Сталин в грязной машине вернулся в Москву. В этой поездке вождя сопровождали прежние сотрудники.