или еще где-нибудь. Что же касается Манникса, то он — отец семерых детей, можно сказать, святой человек. И я знаком с ним вот уже восемнадцать лет. Так что выбрось его из головы. Однако внимания заслуживает кое-какой факт. Стедман не обнаружил на голове Кинтри никаких следов удара. Но как примириться с этим фактом, учитывая все то, что сотворили с мальчиком? Получается, что он был в сознании. Бог мой, он был в полном сознании. — Киндерман опустил глаза и покачал головой. — Аткинс, мы должны искать не одно чудовище. Кто-то ведь должен был удерживать мальчика. Обязательно.

Зазвонил телефон. Киндерман взглянул на определитель номера и снял трубку.

— Киндерман слушает.

— Билл? — послышался голос жены.

— А, это ты, дорогая. Ну, рассказывай, что там, в Ричмонде? Вы все еще там?

— Да, мы только что побывали в Капитолии. Ты знаешь, он, оказывается, белого цвета.

— Потрясающе.

— А как там у тебя, дорогой?

— Все отлично, любимая Три убийства, четыре изнасилования и всего одно самоубийство. Ну, а в остальном, так, треплюсь с ребятками из участка. Милая, скажи, пожалуйста, когда карп сделает одолжение и освободит, наконец, нашу ванну?

— Мне сейчас неудобно говорить.

— А, понимаю. Матушка торчит рядом. Я догадался. Она с тобой в телефонной будке. Расплющивает тебя по стеклу? Так?

— Я не могу сейчас с тобой разговаривать. Ты придешь домой к обеду?

— Скорее всего нет, мой бесценный ангел.

— Тогда, может, к ужину? Когда меня нет, ты питаешься нерегулярно. Мы сейчас выезжаем, а часам к двум уже будем дома.

— Спасибо тебе за все, дорогая. Но, видишь ли, сегодня мне необходимо слегка подбодрить отца Дайера.

— А что случилось?

— Из года в год именно в этот день он чувствует тоску и одиночество.

— Ах да, ведь это сегодня.

— Именно сегодня.

— Я совсем выпустила из головы.

Через кабинет Киндермана протащили задержанного. Он изо всех сил упирался и осыпал полицейских ругательствами.

— Я ничего не делал! Отпустите меня, идиоты вонючие!

— Что там происходит? — забеспокоилась супруга Киндермана.

— Да тут какие-то неевреи, только и всего. Не обращай внимания. — Дверь КПЗ, расположенной сразу же за проходным кабинетом Киндермана, захлопнулась. — Я свожу Дайера в кино. А потом мы покалякаем на этот счет. Ему понравится.

— Ну ладно. Я приготовлю тебе обед и поставлю в духовку. Так что, если все-таки надумаешь, тебе останется его только разогреть.

— Ты — просто само очарование. Да, кстати, сегодня вечером запри, пожалуйста, все окна.

— А зачем?

— Мне так будет спокойней. Ну, моя крошка, крепко тебя целую и обнимаю.

— Ия тебя тоже.

— Да, пожалуйста, не забудь про карпа, ладно? Меня никак не тянет домой, покуда я знаю, что он до сих пор там.

— Билл!

— Пока, дорогая!

— До встречи.

Киндерман положил трубку и встал. Аткинс изумленно уставился на него.

— Этот карп тебя не касается, — буркнул Киндерман. — И вообще, лучше обрати свой пыл на наше Датское королевство, где что-то неладно. — Он подошел к двери. — У тебя куча работы, так что займись-ка делами. Что касается меня, то с двух до полчетвертого я в кинотеатре «Байограф». После этого ищи меня либо в ресторанчике «Клайд», либо здесь же, в кабинете. Если к этому времени у ребят из лаборатории что- нибудь прояснится, дай мне сразу же знать. Усек? Немедленно свяжись со мной по рации. Ну, до свидания, высокородный лорд. Развлекайся и отдыхай на роскошной яхточке. Да смотри, чтобы она не дала течь.

С этими словами он вышел из кабинета. Аткинс видел, как Киндерман продирается сквозь толпу полицейских и отмахивается от них, словно от нищих на улицах Бомбея. Вот он пробрался к лестнице и скрылся из виду. Аткинс словно сразу же осиротел…

Он поднялся со своего стула и приблизился к окну. Сержант любовался белоснежными мраморными творениями рук человеческих. Памятники купались в солнечном сиянии. Аткинс прислушался к уличному гулу. На душе у него кошки скребли. Будто какая-то недобрая мгла сгущалась внутри него, и он, не понимая ее истоков, тем не менее ощущал всю ее тяжесть. Что же это такое? Ведь и Киндерман чувствовал то же самое. И не мог объяснить.

Аткинс попытался стряхнуть с себя наваждение. Он верил в людей, в их природу и жалел всех подряд. Внезапно ощутив надежду, он отвернулся, наконец, от окна и пошел работать.

Глава вторая

Джозеф Дайер, иезуит сорока пяти лет, был по происхождению ирландцем. Он преподавал Закон Божий в Джорджтаунском университете. В минувшее воскресенье Дайер присутствовал на церковной службе, подкрепляя в душе веру и молясь за милосердие ко всему человечеству. После мессы он посетил иезуитское кладбище, расположенное в низине на территории университета. Там он положил букетик цветов на могилу с надписью «Дэмьен Каррас, Общество Иисуса». Затем в университетской столовой плотно позавтракал, срубав такие порции, которым позавидовал бы и сам Гаргантюа: здесь были и блинчики, и свиные отбивные, и кукурузные лепешки, и сосиски, и, конечно же, яичница с беконом. В утренней трапезе принимал участие старинный приятель Джозефа, президент университета, отец Райли.

— Джо, как это все в тебя умещается? — удивлялся тот, наблюдая, как Дайер громоздит из отбивных и блинов сэндвич невероятных размеров. Хрупкий, рыжий, весь в веснушках, иезуит поднял на Райли свои наивные голубые глаза и ровным голосом пояснил:

— Усваивается, отец мой. — Он протянул руку к кувшину с молоком и налил себе очередной стакан.

Отец Райли только покачал головой и сделал микроскопический глоточек кофе из своей крошечной чашечки. Президент отвлекся и теперь никак не мог вспомнить, о чем же он только что беседовал с Дайером. Кажется, они обсуждали поэтов-священников.

— У тебя на сегодня определенные планы, Джо? Или ты еще побудешь здесь?

— А вы что, хотите продемонстрировать мне свою коллекцию галстуков, да?

— Да, мне тут надо подготовить речь. Видимо, на следующей неделе придется кое-где выступить, так вот я хочу показать ее тебе.

Райли замолчал и, открыв рот, изумленно наблюдал, как Дайер выливает в свою тарелку целое озеро кленового сиропа.

— Да, я тут буду часов до двух, а потом пойду в кино со своим другом, лейтенантом Киндерманом. Вы его знаете.

— А, этот полицейский с печальным, как у спаниеля, взглядом?

Дайер кивнул, набивая рот блинчиками.

— Занятный малый, — одобрил президент.

— Ежегодно именно в этот день его одолевает хандра, поэтому я должен его приободрить. А он обожает ходить в кино.

— Именно сегодня?

Дайер кивнул, потому что рот его в этот момент был наполнен яичницей.

Президент задумчиво отхлебнул еще один глоточек кофе.

— А я совсем забыл.