— Хватит, мы больше не можем выносить эту картину. Ты пойдешь к нам жить и будешь нашей дочкой, пока у тебя не заживет рука. Работать ты больше не будешь, мы будем тебя кормить. Возражения не принимаются. Иди и собирай свои пожитки.

Особых пожитков у меня не оказалось, так что переезд состоялся быстро. У меня началась полная «лафа».

Владимир Николаевич и Гитанна были бездетной интеллигентной парой лет сорока. Они приехали в заповедник из Ленинграда и занимались ботаникой, в частности — изучением эндемичных видов растений. Со мной стали нянчиться, кормить, поить, укладывать спать и чуть ли не сказки на ночь рассказывать. Я с ними очень подружилась. Иногда они делали длительные вылазки на соседние болота, где проводили учет клюквы, и брали меня с собой. Учет клюквы проводился так: металлический обруч наугад закидывался на болото. Там, где он приземлялся, нужно было сосчитать внутри его все ягоды. Так повторялось много раз. Потом подсчитывалась площадь круга, среднее арифметическое количество ягод, все это перемножалось и складывалось, и результат был готов. Меня этот процесс почему-то очень веселил. Порой закинутый обруч приходилось долго искать.

Иногда мы уходили в экспедицию на несколько дней, ночевали на дальних кордонах, собирали различные растения для гербария. Все это было очень интересно. По дороге беседовали на разные темы. После долгой жизни на кордоне и общения с лесниками и «зэками» я отдыхала душой в обществе этих милых людей. Такой контраст и общение с ними еще больше укрепили мое желание учиться.

В конце сентября мы отпраздновали мое восемнадцатилетие. Гитанна и Владимир Николаевич подарили мне роскошный оранжевый шарф, о котором я мечтала, и я почувствовала себя очень взрослой.

На кордон я вернулась один раз, чтобы забрать оставшиеся там вещи. Попрощалась с Умным.

Карлуши не было. Мне сказали, что он прилетал несколько раз, но, не найдя меня, перестал появляться.

Октябрь подходил к концу. Однажды я шла по поселку и увидела большую стаю ворон, сидящих на земле. Я подошла ближе, и все вороны взлетели, кроме одной. Эта ворона сидела на траве и пристально на меня смотрела. Я села на корточки, протянула руку ладонью вверх и сказала:

— Карлуша, это ты? Ну иди, иди сюда.

Карлуша (а это был он) сделал несколько шагов в моем направлении, постоял в нерешительности и осторожно шагнул лапой на мою ладонь. Забравшись вверх по руке на плечо, он проделал весь свой ритуал — почистил мне «перышки», пощипал за ухо, подергал за сережку, потерся головой о мою щеку, что-то тихонько приговаривая. Потом вдруг резко взлетел на ближайший столб и стал громко каркать. Он прощался. Присоединившись к остальным воронам, он улетел. Больше я его не видела. Было грустно, и в то же время я радовалась, что он одичал. Мало ли что можно ожидать от людей.

В середине ноября я вернулась в Москву, заработав на обратную дорогу и привезя с собой еще триста рублей. По тем временам это были большие деньги.

Я раздалась в плечах, окрепла и, как быстро выяснилось, не влезала ни в какие свои старые платья и кофты. Пришлось на скопленные деньги обновить гардероб.

Московская жизнь показалась мне какой-то искусственной, серой, суетливой и скучной. Люди создавали себе странные проблемы и ими жили. Со сверстниками было не о чем говорить.

Молодые люди были неинтересны. Было ощущение, будто я вернулась с другой планеты.

Впоследствии я много путешествовала, жила в разных местах и условиях, проходила разнообразные жизненные школы и опыты, но Байкал навсегда остался самым ярким периодом в моей жизни. Там произошло мое становление, мое первое настоящее знакомство с Жизнью.

В нашей семье всегда присутствовали и прививались определенные ценности: порядочность, скромность, самостоятельность, трудолюбие, некоторый минимализм — материальных излишеств никогда не было, и они не поощрялись. Образование также входило в список этих ценностей. Решив уехать и отказавшись учиться дальше, я пошла наперекор этому. Я очень благодарна родителям за то, что они меня не удерживали, не отговаривали, не читали нотаций. Мама только сказала:

— Тебя как ни корми, все равно в лес смотришь.

Желание учиться дальше было выношено и созрело внутри благодаря хоть и не длительному, но очень значимому для меня байкальскому опыту, а не потому, что так считали мои родители. И это было очень для меня важно.

Свое раннее детство я помню плохо. Вспыхивают в памяти отдельные моменты или сцены. Мои родители разошлись, когда мне было три года. Старшая сестра, которой было шесть, осталась жить с отцом, а меня забрала мама. Жить нам было негде, и я жила то у двоюродных бабушек, то у бабушки с дедушкой (маминых родителей). Было ощущение неприкаянности, я скучала по маме, но ее часто не было рядом. От бабушки у меня остались очень теплые воспоминания заботы и любви, и еще музыки. Она была учительницей музыки, хорошо играла на пианино и пела старинные русские романсы. От дедушки осталась прямая спина. Помню, как дедушка подходил ко мне сзади, мягко отводил мои плечи назад и говорил: «Ты же принцесса, а у всех принцесс прямая спинка». С тех пор я всегда старалась прямо ходить и сидеть, не облокачиваясь, держа спину.

Потом у бабушки обнаружился рак, и меня от них увезли. Бабушка умерла, когда мне было семь лет.

В моих детских и подростковых воспоминаниях, как, наверное, и у любого человека, существуют хорошо запомнившиеся моменты, ситуации и события, которые в дальнейшем оказали на меня влияние и о которых я хочу рассказать. Поэтому последующее описание может показаться где-то несогласованным и отрывочным. Но так работает память.

Когда мне исполнилось десять лет, мама купила двухкомнатную квартиру. Началась новая жизнь. У меня появилась своя комната и новые друзья. Ни телевизора, ни телефона у нас тогда не было. Дома делать было нечего. Сделав уроки, мы с друзьями целыми днями дружной гурьбой болтались на улице, играли с мячом в «вышибалы» и в «штандер», в «12 палочек», «казаков-разбойников» и в индейцев. Я часто была вождем индейцев. Зимой мы рыли пещеры в сугробах, строили крепости и устраивали снежковые бои. Однажды я притащила домой бездомного котенка, и мама разрешила его оставить. Потом мне подарили щенка спаниеля. Это было полным счастьем. У меня появился дружок Тимка.

Мама занималась наукой, работала на полторы ставки, домой приходила поздно, а если и оставалась работать дома, то закрывалась в своей комнате, и мешать ей было нельзя. Тогда я и решила, что никогда не буду психологом, а когда у меня будут дети, то я буду сидеть дома и печь им пироги.