Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Крепко же тебя придавило, — усмехнулся Козлобород.
— Долго жить будете, — бросил «убитым» Чомба, сидевший тут же за чисткой «калаша».
Иона глотнул ещё из бутылки. Кисель облепил нёбо и зубы нехорошей кислой плёнкой. Захотелось сплюнуть. Он сунул бутылку Козлобороду и принялся озираться по сторонам.
Над территорией стелился рваным застиранным покрывалом то ли туман, то ли дым. В стороне горело что-то, догорало, и тошнотворно тянуло оттуда палёной резиной. Чёрными пятнами застыли на не стаявших лужах снега чёрные вороньи трупы. Одна из ворон, не окончательно превращённая в труп, но лишь в половину его, орала и трепыхалась в грязи, пытаясь подняться на крыло, оставшееся у неё в единственном числе. Вдалеке, за хозблоками выла собака — или Мохнатый, или Жук. Два яростных зоофила, не упускавшие возможности пристроиться к побратиму сзади.
— Что, атака сорвалась у них? — спросил Иона.
— Атака? — Козлобород отхлебнул из бутылки, крякнул. — Да, вроде, не ходили ещё.
— А Чиполлино? — спохватился Иона. — Чиполлино живой?
— Как это? — покривился Чомба. — Ты, дружбан, просыпайся давай. Чиполлино уж два месяца как положили. На перевале.
Рассыпался мелким дробным смешком Слюнтяй, с задорной едкостью поглядывая на Иону.
Иона попытался вспомнить перевал и когда это было. Дурацкая, замутнённая коротким пересыпом после двух суток без сна память выворачивала всё шиворот-навыворот, и не понять было, есть ли что-то общее между Козлобородом, Чиполлино и перевалом. Перевал, вроде, был до санатория, в какой-то другой, прежней, жизни. И в той жизни не было ни Козлоборода, ни Чиполлино. Или были? Ошмётки воспоминаний метались под черепом, как вспугнутые выстрелом птицы, кричали, граяли, каркали, свиристели, ухали, мать их, и только ещё больше сбивали одурманенную память с толку.
Да, точно, перевал — был. А Чиполлино — не было. А если был Чиполлино, то… то, значит, не было перевала?
Тут вдруг отчётливо вспомнилось: «Уралы», застывшие на узком серпантине, разрывы фугасов, треск автоматных очередей, чей-то крик рядом. Иона повернул голову, чтобы увидеть, кто кричит. Но увидеть почему-то не получалось. Голос был знакомый, но определить его принадлежность тоже не выходило.
Иона замотал головой. «Ты никогда не был ни на какой войне, — сказал он себе. — Какой к чёрту перевал, какие «Уралы» и фугасы?.. Или был?.. Был, конечно, был. На том перевале остались Иштван — весёлый хохловенгр из Прикарпатья, братка Козлобород, Молчун, Кундри… Стоп… Какая Кундри? Кундри-то здесь при чём?»
И тут ухнуло совсем рядом. И Иона проснулся.
11
Белые приближались короткими перебежками, залегали, плевались автоматными очередями, кричали что-то, поднимались и снова — бегом. Разрыв брошенной с той стороны гранаты превратил Дылду в шпигованного зайца с непонятным скошенным на сторону лицом. Заяц был худой и жилистый, вид имел неаппетитный, рваный какой-то, поломанный. Чуть подальше корчился и орал Слюнтяй, прижимая к животу остатки руки. Орал, пока залетевшая с той стороны жужжащая красная муха не уселась на голове его, возле самой скулы. Слюнтяй немного ещё похрипел тягостно, замерзая взглядом, уставившимся на тучи, и с облегчением отошёл.
Справа зарокотала Молчунова «базука» — старенький «РПК».
Иона выловил в прицел белое пятно, присевшее за опрокинутым мусорным баком, жахнул по нему. Пятно не исчезло. Иона сделал ещё выстрел. Потом прицелился получше и саданул в третий раз. Пятно неподвижно маячило на том же месте, как навязчивая галлюцинация. Иона даже глаза протёр и всматривался до слезы, пытаясь понять, человек это в белом халате скорчился за баком или просто что-то белесое брошено там. Но зрение отказывалось конкретизировать. Труп это был, наверное, вот что.
Откуда-то от водонапорной башни хлестнул одиночный выстрел. Слышно его было хорошо, потому что звук пришёл сверху. Иона посмотрел в ту сторону. Башня торчала на окраине, за женскими корпусами, на территории, которая сейчас была ничейной и лежала в стороне от линии фронта.
Иона ещё и глаз не отвёл, а оттуда прилетел звук нового выстрела.
— Снайпер бьёт, — определил Дефлоратор и растерянно поскрёб заросший щетиной квадратный подбородок.
— Только по ком? — задался вопросом Тощий.
— Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, — заржал Чомба.
— По ним, — Ездра кивнул в сторону противника.
И он был прав, потому что белые тут же саданули по башне с нескольких стволов, а кто-то ещё и шарахнул из гранатомёта.
— Ишь, как осерчали, — усмехнулся Ездра. Должно, Вильгельм этот Телль прижмурил у них одного-двух.
— Из наших в той стороне никого нет, — сказал Дефлоратор, кивнув на башню. — У них в рядах измена, что ли? Хорошо бы.
— Разберёмся, — Харя-Кришна выпустил клуб самокруточного дыма. — Главное, что не по нам бьёт меткострел, а по ним.
Белые медленно приближались. Суетливо забрасывали наши позиции гранатами, которые, однако не доставляли особых хлопот, поскольку бросались неумелыми руками.
— Уж не в рукопашную ли собрались эскулапы? — предположил Андроид.
— Это их ошибка, — ухмыльнулся Харя-Кришна. — У нас и бойцы для такого дела попригоднее и численный перевес имеется.
— Командование у них дурни, — добавил Дефлоратор, — вот и весь сказ.
— Погля́, — заржал Пузо, — они в перчатках, вояки.
И действительно, если присмотреться, можно было различить на многих руках обычные медицинские перчатки. А на шее терапевта якобы разглядели даже стетоскоп. Но то была, скорей, шутка — ведь это ж надо совсем быть идиотом, чтобы в такой амуниции идти в бой, а в терапевте Поливанове ничего не было ни идиотского, ни клоунского. Так что, в общем, это шутка была.
Подпустив белых до столовской линии, Ездра вдруг скомандовал атаку.
Поднялись резво и с готовностью. Белые дали рассеянный залп. Повалился Дефлоратор — фуфайка на груди у него взлохматилась, будто по ней провели граблями. Снесло половину черепа Клопомору, так что и опознать его нельзя было бы после боя. Молчуну перебило колено и он повалился обратно в окоп, исторгая вечное своё молчание в злостной хуле небесам.
Те, кого не положили на подъёме, с рёвом ринулись в рукопашную, готовые раздавить, смять, растерзать, воздеть на штыки. И ведь смяли бы, вне всякого сомнения растерзали бы этих хилых интеллигентишек, которые сроду не держали в руках ничего тяжелей спринцовки и ничего