Все сообща решили, что какому-нибудь безрассудному, очень храброму мужчине необходимо жениться на этой холодной, как лед, светлоглазой девице Градек и сделать ей ребенка. Покончить с этой безумной идеей о женщине-пирате. Пусть она дочь Вука Градека, прославившегося в свое время в глубинных районах, но она — дочь героя, а не сын.

Один из его сыновей погиб вместе с ним; второго, маленького мальчика, захватили хаджуки во время налета на Антунич, их деревню. Он, наверное, уже стал евнухом в Ашариасе, или в каком-нибудь из провинциальных городов, или обучается в рядах Джанни — их элитной пехоте из джадитов по рождению. Возможно, он даже когда-нибудь вернется сюда, чтобы напасть на них.

Такое бывало. Горестная, жестокая, давняя реальность жизни на границе.

Эта девушка и правда хотела участвовать в пиратских рейдах, это не было тайной. Она говорила о мести за свою семью и за деревню. Говорила уже много лет.

Она открыто обращалась к капитанам. Хотела пойти через перевал в рейд на земли османов за овцами и козами, или за мужчинами и женщинами, которых брали в плен ради выкупа или на продажу. Или просила разрешения отправиться на судне на охоту за купеческими кораблями в Сересское море, — может быть, они смогут снова этим заняться, только бы эту проклятую блокаду сняли.

Даница знала, что о ней болтают. Конечно, знала. Она даже позволила Кукару Михо подсмотреть за своими тренировками, хотя он считал, что надежно спрятался за кустами (шуршащими), когда она метала ножи в оливки на дереве возле сторожевой башни.

Прошлой зимой священнослужители начали заговаривать с ней о замужестве, предлагали замолвить за нее словечко перед родными женихов, поскольку у нее не осталось родителей или брата, который бы этим занялся. Некоторые из подруг матери предлагали ей то же самое.

Она все еще в трауре, отвечала Даница, опустив глаза, словно смущаясь. Еще и года не прошло, говорила она.

Год ее траура закончится летом. В святилище отслужат службу по ее матери и деду, и по многим другим, и тогда ей надо будет придумать другую отговорку. Или выбрать мужчину.

Даница ничего не имела против того, чтобы переспать с мужчиной, когда возникало определенное настроение. Некоторое время назад она обнаружила, что несколько бокалов вина и любовные объятия снимают напряжение. В такие ночи она блокировала деда в своем сознании и испытывала облегчение, что способна это сделать. Они этого никогда не обсуждали.

Но в данный момент ей не хотелось ничего большего, чем переспать с мужчиной у морского берега или в амбаре за стенами города (только один раз это произошло у нее в доме, но утром ее охватило неприятное чувство, и она больше никогда так не делала). Если она выйдет замуж, ее жизнь изменится. «Закончится», — чуть не сказала она, хотя и понимала, что это преувеличение. Жизнь заканчивается, когда ты умираешь.

Во всяком случае, она сказала деду правду: Даница действительно защищала Мирко с острова Храк, решив не передавать его сведения капитанам или военным. Если сеньянцы устроят на берегу настоящую засаду для ночной атаки, серессцы поймут, что кто-то выдал их планы. Они для этого достаточно умны, видит Джад, и достаточно жестоки, они пытками вырвут у островитян правду. Могут узнать о Мирко, или не узнают, но к чему рисковать? Один часовой на лодке — это может быть обычным делом.

Если бы она сообщила историю Мирко, ее бы спросили, кто ей это сказал, и было бы невозможно (и неправильно) не рассказать капитанам правду. Она хотела присоединиться к пиратам, а не вызвать их гнев. И шпион Серессы в городе (разумеется, там есть шпион, ведь они всегда есть) почти наверняка узнает о ее словах, увидит приготовления. Вероятно, они отменят нападение, если готовят его. Если Мирко прав.

Нет, сделать это в одиночку было разумным шагом, сказала она деду, выбрав это слово отчасти из озорства. Не удивительно, что он выругал ее. В свое время он прославился своим острым языком. Она тоже постепенно приобретала такую же репутацию, но для женщины все немного иначе.

Все на свете иначе для женщин. Даница иногда удивлялась, почему бог так все устроил.

У нее и правда было хорошее зрение. Она увидела, как справа, с северной стороны, появился и исчез огонек, на мысе, обрамлявшем эту сторону бухты. Даница затаила дыхание.

— Да сожжет Джад его душу! Что там за мерзкий засранец, что за чертов предатель? — рявкнул дедушка.

Она опять увидела огонек, который быстро вспыхнул и погас, двигаясь справа налево. Огонь на мысе могли зажечь только для того, чтобы показать направление судну. А чтобы провести судно в этих смертельно опасных водах, необходимо знать бухту, ее камни и мели.

Тико тоже увидел огонь и издал горловое рычание. Она велела ему замолчать. До мыса слишком далеко для стрельбы из лука ночью. Особенно — для выстрела из лодки. Даница снова принялась грести в том направлении, на север, против легкого ветра, но глядя на запад.

— Тише, девочка!

— Я тихо.

Еще ничего не видно. Серессцам нужно проделать долгий путь от того места, где галеры перегородили канал, но этот огонь на мысе указывал им проход сквозь скалы и рифы. Качался то вправо, то влево, ненадолго застывал посередине, затем прятался, вероятно, закрытый плащом. Это означало, что кто-то приближается, и тот человек их видит.

Она оценила расстояние, сложила весла, взяла лук, наложила стрелу.

— Слишком далеко, Даница.

— Нет, жадек. А если он там, они уже приближаются.

Дед в ее голове замолчал. Потом сказал:

— Он держит фонарь в правой руке, направляет их налево и направо. Теперь ты можешь определить, где находится его туловище…

— Я знаю, жадек. Шшш. Пожалуйста.

Она ждала на ветру, маленькая лодочка качалась на волнах, которые гнал ветер. А Даница наблюдала за обеими сторонами: за огнем на мысе и тем местом, где начинался канал, у темной массы острова.

Она услышала врагов раньше, чем увидела.

Они гребли, не бесшумно. Тико снова замер. Даница шикнула на него, уставилась в ночь, а потом он появился там, на фоне темного острова, — один маленький огонек. Серессцы на воде, они приплыли сжигать лодки на прибрежной полосе. Даница не спит, ей не снится этот приближающийся огонь.

Она чувствовала гнев, не страх. Сегодня ночью она охотница. Враги этого не знают. Думают, что это они — охотники.

— Мне нет необходимости их убивать, — мысленно произнесла она.

— Он должен умереть.

— Потом. Если мы возьмем их живыми, то сможем задать вопросы.

По правде говоря, ей, наверное, было бы трудно убить того, кто стоит на мысе: кем бы он ни был, но это человек, которого она знает. Она решила, что пора ей научиться убивать, но не думала, что самым первым станет человек со знакомым ей лицом.