В ней растёт и развивается МОЙ ребёнок, и я не могу позволить, чтобы мой ребёнок жил без меня и вдали от меня. Я всегда получал желаемое и сейчас тоже получу.

Набрал своего водителя и дал ему задание завтра приехать к дому Тамары. Но я был уверен, что она предпримет попытку к бегству. Что ж, пока я был добрым. Могу стать и злым.

То, что я не оставлял Тамаре ни малейшего шанса, меня нисколько не беспокоило: в конце концов, она получит за вынашивание моего ребёнка хорошие деньги. Если конечно станет хорошей девочкой и подпишет договор и отказ от ребёнка.

*Фармазон (по фене) — мошенник, занимающийся подделкой документов, ценных бумаг, драгоценностей.

* * *

— Томочка, ты уверена? — в пятый раз спросила меня Люся. — Может, всё-таки уедешь? Хотя бы в какую-нибудь глушь, а?

— Нет, Люсь, он будет ждать этого поступка от меня. Нутром чувствую.

— Но откуда ты знаешь? — не унималась подруга.

Вздохнула, и устало ей улыбнулась.

— Я видела его глаза. Я ощущала на себе его ауру, которая буквально меня подавляла. Он не просто опасен… А ещё тот проклятый договор… Люся, этот человек не отступится. А ещё… он сказал, что я сосуд. Мать его, грёбанный сосуд! Ты понимаешь?

— Козёл! — свирепо воскликнула подруга. — Но раз он последняя сволочь и будет давить на тебя, то тогда, какие варианты? Или, погоди… ты что, решила согласиться?!

— С ума сошла?! — рявкнула на неё. — Ни за что на свете не отдам своего малыша. А вариант у меня только один — бороться.

Люся развела руками.

— Каким образом? Стукнешь его по башке? Отравишь мышьяком? Взорвёшь его офис? Или натравишь фанатов вашей Игры, которую запретили в нашей стране? Кстати, почему нет? Скажешь, что запрет Игры — это его рук дело и фанаты порвут Ладомирского на много-много Ладомирских Ладомирсичек.

Рассмеялась над её последней шуткой, а отсмеявшись, уже серьёзно сказала:

— Думаю, это слишком жестоко. Мой план более мирный и гуманный, Люсь. Я попросила своего бывшего кандидата в мужья номер один, дать контакты его друга-адвоката. И вот сегодня вечером у меня с ним встреча в ресторане. Закон на моей стороне и я буду отстаивать свои права. А если Ладомирский начнёт играть грязно, то пойду на телевидение.

— А кто адвокат?

— Малкович Борис Габрисович.

— Малкович? Этот жадный поляк? Ты серьёзно?

— Поляк он только по происхождению. Живёт-то он и работает в нашей стране.

— Это не отменяет его жадности, — пробурчала Люся.

— Зато у него острые зубы и смертельная хватка, — парировала я.

— Пусть откусит голову Ладомирскому, — злорадно произнесла Люся.

— Прозвучало как тост, — улыбнулась подруге.

— А почему бы и нет? Ты выпей чаю, а себе я налью немного вина. И знаешь что ещё? Я рада, что ты не впадаешь в панику.

— Не мой стиль, ты же знаешь.

— Это да. Ты крепкий орешек Тома. Именно поэтому все твои шесть потенциальных экс-мужей так и не стали мужьями. Ты крепче и сильнее их, и подавляла своим авторитетом. Мужики не любят женщин, которые сильнее их самих. Они по природе должны быть круче. А вот, кстати, твой Ладомирский… Если бы ты с ним подружилась…

— Люся! — одёрнула её. — Прекрати!

— А что Люся? Что прекрати? — захлопала подруга пышными ресницами и кокетливо намотала на пальчик блондинистый локон. — Вот ты сейчас затеешь с ним войнушку, крови друг у друга попьёте, как следует. А не дай Бог, это отразится на твоём положении? Ты об этом не думала?

— Люся, я не понимаю ход твоих мыслей… Ты что, передумала и решила, что лучший вариант для меня — это согласиться и отдать ему моего ребёнка?!

— Боже, Тома! Ты же умная женщина, а порой ведёшь себя как подросток. Не нужно никого отдавать. Просто ты могла бы к нему поехать, как он того хочет, но не подписывать договор, а сказать, мол, я должна присмотреться, как вы живёте, подумать хорошенько, то да сё… А сама тем временем начала бы охмурять его…

— Люся, ты дура.

* * *

На встречу я пришла на минут двадцать раньше и если честно сказать, сильно нервничала.

За окном пошёл дождь с такой силой, что тяжёлые капли, падая на стекло, казалось, хотели разбить его и проникнуть в тёплую атмосферу ресторана… Точно также как это делает Ладомирский.

Включили фонари и дождевые брызги засверкали. Они уже не казались такими мрачными и злыми.

Оторвавшись от зрелища идущего дождя, я встретилась взглядом с невысоким и худощавым мужчиной. Он стоял возле моего столика и смотрел на меня изучающе. Его взгляд был цепким, а в глазах светились ум и хитрость.

— Тамара Юрьевна? — спросила он.

— Да, это я. Добрый вечер, Борис Габрисович.

— Добрый, добрый… — он поцеловал мне руку и опустился в кресло.

— Уф, какой дождь идёт! Вы любите дождь?

— Нет, сырость и холод — это не моё. Я люблю тепло.

Он кивнул и тихо засмеялся.

— Истинная женщина всегда выберет комфорт.

К чему он это сказал — не знаю. Главное, чтобы он смог помочь мне.

Подошедший официант принял у нас заказ.

Пока заказ готовили на кухне ресторана, я вкратце обрисовала ситуацию, в которой оказалась. Старалась по минимуму отречься от эмоций, но нет-нет, через слово у меня проскальзывали нотки возмущения.

Малкович выслушал меня и ни разу не перебил. И лишь, когда я закончила рассказ, задал несколько уточняющих вопросов.

Принесли наш заказ.

Салат с заправкой из чёрного трюфеля, наверное, был великолепен, но я его ела и не ощущала вкуса. Вот до чего довёл меня Ладомирский. А ведь это только начало. Не прошло и недели, как мы встретились первый раз в репроцентре, а я уже нервничаю и переживаю.

Прости меня, малыш, я буду стараться поменьше переживать…

После смены блюд, Малкович, наконец, сказал:

— Вот что Ладомирский будет делать.

Я затаила дыхание. Сердце учащённо забилось.

Мужчина промокнул губы шёлковой салфеткой и откинувшись в кресле, продолжил:

— Такие как Ладомирский не привыкли получать отказ, Тамара Юрьевна…

— Просто Тамара, — поправила его.

— Хорошо. Так вот, вы двое оказались в довольно щекотливой ситуации, но из вас двоих, желанное получили только вы. Ладомирский же остался без ребёнка. Ему нужно заново искать суррогатную мать, и снова проходить все процедуры.

— И что? — нахмурилась от его слов. — Подумаешь, сдаст ещё раз в баночку свой биоматериал. Не он же будет вынашивать ребёнка, в конце концов. Я вообще не понимаю, почему он ко мне прицепился? Или этот его сперматозоид оказался особенным или вовсе — последним?