сучковатое, — ни кошаки, ни собаки разума не имеют, — отвесил рассказчику подзатыльник старейшина. — Они запомнить чего-то могут, но думать им не дано.

— А этот — думает, гад такой, — потер ударенное место подъездный. — Иначе чего бы тогда такой номер выкинул? Он же нужного момента дождался, перстень показал и начал меня по квартире гонять, потому как знал, что при эдакой оказии за ним наверняка бегать стану. После, как я его почти поймал, он шасть в окно, прямо на ветку, и к подвалу побежал. Я за ним, но через дом, мне по дереву никак. Пока добежал — эта тварюга уже обратно идет. И улыбается, сволочь! Ехидно так!

— Коты не улыбаются! — возмутился Филат Евстигнеевич. — Не бывает такого!

— Улыбаются, — возразил я ему, включая прибор. — В Англии, например. Я про это в книжке читал.

— То в Англии, — отмахнулся старейшина. — Они там все малахольные, с них станется. Насмотрелся я на их нравы, когда в Архангельске жил, они к нам постоянно плыли за товаром. Все рыжие, с самого утра пьяные, вечно орут, и жадные до невозможности. У таких не то что коты — комары улыбаться начнут.

— Еще вопрос. А какое дело Михею Петровичу до того, что там с кольцом случилось? — решил окончательно расставить все точки над «i» я. — Ну пропало и пропало. Бывает.

— Не можно так, — в один голос произнесла троица. — Не можно!

— Нам хозяйский скарб доверен, мы следить за ним должны, — добавил Анисий Фомич. — Сами они хоть чего с ним делать могут, но ежели кто чужой влезет, то мешать обязаны как можем. Шум поднять, напугать, еще чего сотворить, но не дать им добро вынести. Правда, лиходеи народ особый, их ничем не напугаешь, но иногда получается укорот дать.

— А тут — кошак! — шмыгнул носом Михейка. — Гад мохнатый! Он меня с того момента невзлюбил, как в первый раз увидел!

— Нишкни, — велел ему Филат Евстигнеевич. — Дурь твою слушать мочи больше нет!

Зря он так. Я вот тоже много во что не верил, а оно оказалось правдой. Может, прав Михейка, не все с этим котом ладно и чисто.

Я выставил на металлоискателе поиск золота и неторопливо зашагал по подвалу, водя им влево-вправо и внимательно следя, чтобы не врезаться головой в трубу. Кстати, больше всего опасался, что оглохну от фона металла, который тут везде. Но нет, машинка хоть и не новая, но работает на славу, трубный чугуний не распознает. Ну или из чего их делают?

Первый сигнал я услышал через пару минут, причем очень отчетливый, он шел из угла, в который катушка прошла, а вот мне было не пролезть. Впрочем, не странно, что сигнал именно такой — тут земли нет, копать не надо.

Михейка ужом ввернулся под трубы, чем-то там прошуршал, громыхнул и вернулся обратно, держа в лапке золотую цепочку с какой-то висюлькой.

— В старой крысиной норе лежала, — пояснил он нам. — Видать, давно, вон грязная какая!

— Давай сюда, — велел старейшина. — Потом решим, что с ней делать.

За последующие пятнадцать минут я отыскал обручальное кольцо, лежащее у одной из стен, крестик на серебряной цепочке, одну совсем уж дешевенькую сережку и половинку браслета от дамских часов. Интересно, тут вообще хоть кто-то когда-то убирался? Те же останки часов вообще чуть ли не на виду лежали.

А нужного нам предмета не было.

— Может, он его на дереве припрятал? — осторожно полюбопытствовал я у окончательно поникшего Михейки. — Так сказать — выдал желаемое за действительное?

— Не, — помотал головой тот. — Точно здесь.

Ну тогда я не знаю. Я честно попробовал помочь, но увы, увы… Не слышу я его. Ни так, ни эдак. Разве что…

Я приподнял металлоискатель вверх, на уровень труб, тянущихся практически у самого приземистого потолка.

— Вариант, — одобрил Анисий Фомич. — И то — чего ему по углам шастать? А трубы — самое то.

И мы оба оказались правы! Нашлась пропажа, кстати, довольно-таки неприглядно выглядящая и не сильно похожая на ценность «еще позатого века», как это было озвучено изначально. Я на настоящие старые работы за последнее время насмотрелся, уже могу одно от другого отличить. Это, скорее, неплохая имитация, но не более того. Впрочем, может, я и ошибаюсь, переоценивая себя как эксперта.

— Живи, — разрешил Михейке Филат Евстигнеевич. — Да помни мою доброту и помощь Валерия. Должон ты теперь нам обоим.

Счастливый подъездный в пояс поклонился сначала ему, а потом мне.

— Держи, — протянул мне руку, в которой лежало найденное золото, старейшина. — Ты нашел, тебе владеть.

— Да ну, — отмахнулся я. — Вот еще… Вы лучше его положите в общую казну вашего обчества.

— Нет у нас такой, — озадачился Филат Евстигнеевич.

— А вы ее учредите, — посоветовал я ему. — Пусть будет. Если есть желание, можете назвать ее «Фонд Швецова». Ладно, мне пора, надо душ принять после этой пылюки, да потихоньку собираться. Пока доеду, пока дойду… Общий привет!

Глава третья

Все-таки летняя Москва — это что-то особенное. Лично я по дороге раз пять пожалел, что согласился на эту поездку и покинул относительно прохладную квартиру. Подземный ад метро, схожий с тем, который описывал Данте, и последующая прогулка по улице выжали из меня все соки, потому в шаурмячную я пожаловал не в самом лучшем настроении.

Что любопытно — она была не пуста. За одним из столиков сидел огромный чернобородый дядька, жадно пожиравший не очень хорошо прожаренное мясо. Меня чуть не замутило от вида того, как с гигантского куска, который он держал в руках, каплет багрового цвета сок. Бородач отрывал от него огромные куски и глотал их практически не жуя.

Неподалеку от обжоры расположились две молоденькие девчонки, блондинка и брюнетка, одетые по сезону и возрасту, то есть более чем легкомысленно. Ну а что? Молоденькие, веселые, симпатичные, хихикают не переставая, как им и положено. Глаз радуется, на них глядючи.

Ну и в самом дальнем углу шаурмячной обосновался какой-то мужчина, но его я толком и не рассматривал. Человек как человек, сидит, в планшете что-то смотрит, кофе пьет, обычное дело. А я вот сейчас кружечку холодненького светлого пивка хлопну, а то и две. Ароматного, с горчинкой, и обязательно в запотевшей стеклянной кружке, такой, чтобы по ней капельки сползали. Тут тенек, идти никуда не надо, так что эффекта парной можно не бояться.

Аджин заприметил меня, развел руки в стороны, как бы собираясь заключить в объятия, и что-то бессвязно загуркотал.

— Тоже рад тебя видеть, Абрагим, — отозвался я, сцепил руки в «замок», и