– Переутомились, – сочувственно произнес Бо­рис. – Нельзя допустить, чтобы наиболее ценные чле­ны коллектива простыли. Потапыч, у нас есть гамак?

– А вот висит один, – понимающе ответил ста­рик. – Перенесем?

Зайчик и Потапыч подняли с травы вялых, размо­ренных на солнце лодырей и, нежно прижимая их к се­бе, понесли к гамаку.

– Не смейте! – пискнул Прыг-скок.

– Что? Куда? – испуганно пробормотал Раков.

– Сыпьте их прямо в гамак! – приказал Борис. – Вот так!

Побарахтавшись, как щуки в неводе, наиболее цен­ные члены коллектива кое-как выбрались на волю и, швырнув в нас парочкой угроз, величественно удали­лись.

– Тунеядцы! – презрительно крикнул им вслед Потапыч.

– Давайте их выселим! – предложил Борис. – Как вы на это смотрите, товарищ главный врач?

– Пусть решит коллектив, – серьезно ответила Машенька. – Можно и выселить. Есть куда, Потапыч?

– Найдем, – пообещал ста­рик. – Ну, давайте начинать. Умеете с журавлем управляться? Значит, тяните ведро вниз, обрат­но журавль сам потащит, только придерживайте. А я пошел, коро­ву нужно доить и ужин разогреть.

Быстрота, с которой мы по­знали сущность журавля, не только породила общий энтузиазм, но и привела к серьезной потере бдительности. Когда подошла оче­редь Зайчика, ведро вдруг не захотело опускаться. Зай­чик с недоумением подергал цепь, потом изо всех сил потянул, и раздался истошный вопль. В трех метрах от земли висел Игорь Тарасович Ладья и отчаянно дры­гал ногами. Зайчик с перепугу снова потянул журавль вниз, и бедняга археолог взмыл в воздух, как гимнаст на цирковой трапеции.

– Спасите! – заорал Ладья. – Я разобьюсь в ще­пки!

Но Зайчик уже пришел в себя и медленно опускал журавль. Игорь Тарасович показал себя объективным и великодушным человеком. Он и не подумал обвинять Зайчика, а сразу же признался, что случайно присел на короткий конец журавля, чтобы раскурить свою тру­бочку. Ладья даже крепко пожал Зайчику руку и за что-то его поблагодарил.

Ужинали мы с особым аппетитом, ибо заслужили еду, заработали ее честным и самоотверженным тру­дом. Лев Иванович гоголем ходил вокруг стола и пред­лагал всем пощупать его мускулы. Мы щупали и вос­торгались.

– А ну, где подкова? – молодецки воскликнул профессор. – Тащите ее сюда на расправу!

Юрик и Шурик побежали в мастерскую и минут через пять возвратились с подковой. Лев Иванович на­прягся, и – мы не поверили своим глазам! – подкова, уступая чудовищному нажиму, медленно согнулась и треснула, как бублик.

– Ура! – закричали Юрик и Шурик. – Ух!

– Ура! – воскликнули все мы.

Лев Иванович счастливо засмеялся, гордо подмиг­нул жене и провозгласил:

– Подать сюда мою деревянную ложку!

– Погодите, погодите, – пробормотал Борис, рас­сматривая подкову. – Ха! Так и есть. Отставить ложку. Посередине подкова распилена почти до конца.

– Где мальчишки? – возопил околпаченный про­фессор. – Где эти юные негодяи?

Юрик и Шурик уже карабкались, как кошки, на свою баскетбольную сосну.

Этим небольшим происшествием и закончился первый день нашей жизни на острове.

В моем архиве на почетном месте хранится пачка лист­ков из ученической тетрадки. Вот некоторые из них.

Спецвыпуск стенгазеты «ГОЛОС РОБИНЗОНА»

10 июля состоялся товарищеский суд над гражданами Раковым И. Л. и Весенним С. С. Упомянутые лица, ссылаясь на свои исключительные заслуги перед обществом в области общественного питания и оперетточного искус­ства, категорически и в грубой форме отказались выполнять какую бы то ни было работу в хозяйстве коммуны имени Робинзона Крузо.

Суд постановил: выселить граждан Ракова И. Л. и Весеннего С. С. за пределы санато­рия в охотничий домик. Не снимать с них судимость, пока они полно­стью не признают свои ошибки и не извинятся за оскорбления, нане­сенные членам коммуны.

Пред. товарищеского суда И. Т. Ладья.

Приказы по коммуне имени Робинзона Крузо

№ 1

График дежурств на 11 июля

1. Кухарки – Игорь Тарасович, Лев Иванович. Старшая – Ксения Авдеевна.

2. Дрова и колодец – Борис, Зайчик.

3. Коровник и курятник – Юрик, Шурик.

4. Огород – Петр Потапыч.

5. Мойка посуды – Машенька.

6. Адъютанты для особых поручений – Антон, Михаил.

7. Гр. гр. Раков и Весенний пищу готовят самостоятельно. Про­дукты им выдать по общей норме, за исключением молока: пусть доят сами, после получения инструктажа.

8. Обязанности военизированной охраны возложить на члена коммуны Шницеля, с окладом по штатному расписанию.

№ 2

Членам коммуны запрещается:

а) без серьезных оснований жаловаться на разного рода недомогания – бессонницу, головные боли и проч.,

б) задавать друг другу соответствующие вопросы, типа: «Не бо­лит ли головка?», «Как почивали?» и т. п.

Хныкать и размагничиваться можно только в медпункте и только в свободное от работы время, иначе жалобы будут рассматриваться как злостная симуляция.

За нарушение настоящего приказа – наряд вне очереди на чи­стку картошки или мытье коровы (на выбор).

Председатель коммуны Борис Травкин.

Под утро мне приснился страшный сон. Я пробираюсь сквозь джунгли, держа наготове ружье и зорко всмат­риваясь в экзотические заросли. Вдруг какое-то шестое чувство мне подсказывает: «Оглянись, растяпа, если тебе дорога жизнь!» Осторожно оглядываюсь – тигр! Огромный зверюга, в новой, с иголочки шкуре, смот­рит на меня, урчит и облизывается. Мгновенно вски­дываю ружье, нажимаю на спусковой крючок… Боже, ружье не заряжено! А тигр подмигивает, корчит рожи и танцующей походкой приближается ко мне. Я бросаю ружье, задираю кверху руки и ору: «Сдаюсь!» – «По­здно!» – рычит тигр, делает громадный прыжок, и я с воплем просыпаюсь.

Положив мне на грудь свою грязную морду, на постели во всю длину вытянулся Шницель. Я с огром­ным облегчением столкнул его на пол и наорал на Антона, который спокойно скреб свою физиономию безопасной бритвой. Я потребовал, чтобы Антон от­ныне выгонял на ночь собаку во двор или на худой конец спал с ней сам. В ответ Антон цинично заявил, что спать с собакой он не будет, поскольку это негиги­енично. «Ведь у Шницеля могут завестись блохи, – нагло пояснил он. – Не понимаю, как ты можешь такое предлагать мне, своему другу!»