И Меркель в панике подскочил с кресла в тот самый миг, когда муха врезалась в окно.

— Ты чего? — изумился Мустафа.

Муха погибла.

Авдотий Платонович судорожным движением вытер выступивший на лбу пот, да так и замер с поднесённой к голове рукой: стекло пошло трещинами. Крепкое и надёжное, оно буквально разваливалось на куски, как будто в него и впрямь влетела пуля.

— Там особая алхимическая кислота. — Бранделиус негромко рассмеялся. — Представляешь, что было бы, врежься муха в тебя?

Меркель сглотнул. Мустафа, только сейчас сообразивший, с кем разговаривает компаньон, сделал шаг, с любопытством оглядел разрушения и покачал головой.

— Я всё понял, — тихо сказал шаман.

— Позвони, как соберёшь заказ.

— Обязательно.

В трубке послышались гудки.

— А он умеет нагнать страху, — оценил Джафаров. — На тебе лица не было.

— Не только лица… — Меркель оглядел брюки, убедился, что мочевой пузырь не подвёл, вернулся в кресло и посмотрел на компаньона. — Он меня разозлил.

— Позвоним Великим Домам?

— Нет… — Шаман снова побарабанил пальцами по столу. — Я не хотел этой войны, но теперь считаю, что придётся… Да, пожалуй… Так надо…

— О чём ты говоришь?

— О том, что Бранделиусу необходимо устроить неприятности.

— И ещё нам нужно оплатить замену стекла.

— Позвони в фирму, пусть пришлют замерщика.

— Хорошо.

Авдотий кивнул, показывая, что услышал ответ, и продолжил:

— Сегодня, пока ты лазал по саду Бранделиуса…

— Я там чуть не погиб! — обиделся Мустафа.

— А я в это время наводил справки. — Меркель кивнул на компьютер. — И выяснил, что никакого Антона Арнольдовича Бранделиуса в Тайном Городе нет и никогда не было. Это совершенно определённо — «Тиградком» не ошибается.

— Мы понимали, что это псевдоним, — хмыкнул иллюминат.

— Поэтому я сделал запрос на человских колдунов, которых объявляли в розыск, но не нашли.

— Гм… — Джафаров с уважением покачал головой. — Я бы не додумался.

— Поэтому ты поехал в Слободу, а я остался у компьютера, — язвительно ответил Авдотий.

— Хватит острить.

— Извини. — Шаман открыл файл с фотографиями. — Так вот, за последние пять лет были объявлены в розыск и не найдены всего трое. — Он повернул монитор к компаньону. — Соответственно, они считаются мёртвыми.

— Генетический код?

— Все трое ухитрились представить в Зелёный Дом ложные образцы, и найти их с помощью удалённого поиска невозможно.

Почти две минуты Мустафа молча изучал фото, после чего уверенно заявил:

— Бранделиуса тут нет.

— Я тоже так подумал сначала, — не стал скрывать Меркель. — Но, к счастью, вовремя вспомнил, что у одного моего приятеля есть забавная программа, позволяющая моделировать последствия пластических операций. Я переслал ему фото, и — вуаля! — Авдотий нажал ещё одну кнопку, открыл фотографию и абсолютно довольный произведённым эффектом откинулся на спинку кресла. — Нашего друга зовут Яан Сиби. Его ищут уже два года.

— Ты уверен насчёт программы твоего приятеля? — негромко спросил Мустафа, разглядывая изображение человека, чертовски, если не сказать ещё сильнее, похожего на Бранделиуса.

— Абсолютно!

— И кто же его ищет?

— Заказчик действует инкогнито, — развёл руками белорус. — Поэтому я тоже не стал ничего о себе рассказывать, а просто дал наводку на Бранделиуса. Хочу посмотреть, кто приедет и что этот «кто-то» будет делать.

* * *

— Очень плохо!

— Скорее!

— Есть тут врач?!

— Скорее!

И через несколько секунд тревожный голос по внутрисалонной громкой связи:

— На борту есть врач? Если есть, пожалуйста, обратитесь к главному стюарду.

Суета в хвосте самолёта не осталась не замеченной пассажирами салона бизнес-класса. Ну, то есть последствия суеты: тревожные лица стюардов и стюардесс, громкие голоса пассажиров, непонятная и ненужная толкотня в проходе — когда мужики вылезают «вдруг надо помочь», понимают, что в данном случае от них ни черта не зависит, но не возвращаются в свои кресла, а принимаются стоя обсуждать происходящее, создавая затор на ровном месте.

— Ну надо же: лететь всего час, а они всё равно успевают плохо себя почувствовать, — пробормотал бородатый модник в стильном джемпере и дизайнерских джинсах. — Будто специально ждали.

— Всего не предусмотришь, — пожал плечами его сосед, мужчина лет пятидесяти, с удлинённым лицом, которому, кажется, было наиболее привычно выражение бесконечного уныния и тоски. Одет мужчина был в строгий, но явно дорогой деловой костюм, сорочку без галстука и лакированные туфли. И носил красивое кольцо с чёрным камнем на мизинце левой руки.

— Согласен с вами, — кивнул модник. — Но уж больно они раздражают.

— Больные?

— Людишки из эконома.

— А-а… — Пожилой бросил на собеседника быстрый и оставшийся незамеченным взгляд, в котором отчётливо читались презрение и раздражение, после чего привстал: — Вы позволите?

— В смысле?

— Пройти.

— В туалет?

Теоретически нелепые расспросы должны были вызвать ещё большее неудовольствие пожилого, однако тот предпочёл сохранить на лице маску уныния.

— Я — врач, — негромко произнёс он. — Мне нужно в соседний салон.

— А-а… — Модник пропустил соседа, скорчив на физиономии выражение: «И охота вам тратить время на всякое быдло?» — и вернулся в кресло.

А пожилой прошёл в хвост самолёта, уверенно, можно сказать — властно, раздвигая загородивших проход пассажиров, и обратился к стюарду:

— Что случилось?

— Вы…

— Врач, — ответил пожилой настолько веско, что дальнейших уточнений не потребовалось, и стюард принялся за сбивчивый рассказ:

— Сначала она пожаловалась на духоту…

Девушка лет двадцати пяти, не более. Косметики минимум. Волосы собраны в пучок. Дыхание тяжёлое, прерывистое, но в сознании. В глазах — испуг.

— Она жаловалась, что в груди болит, — добавила тётка с соседнего ряда.

— Будьте добры, организуйте вокруг свободное пространство, — вежливо попросил пожилой, присаживаясь в соседнее кресло и беря девушку за руку. — И включите, пожалуйста, кондиционер чуть сильнее.

— Станет холодно? — недовольно уточнила тётка.

— Станет приятнее, — не глядя на неё, ответил пожилой.