class="p1">— Я — пьян? Да вы с ума сошли! — завопил он.

— Да, вы пьяны и не отдаете отчета в том, что говорите, не то за умышленное оскорбление я бы просто ударил вас, как последнего негодяя. Ясно? Так вы пьяны или нет?

Я не отпускал Бэнкрофта. Он не был трусом, да и силой его бог не обделил, но выражение моего лица, видимо, напугало его. Признаться, что он пьян, Бэнкрофту не хотелось, но и возразить не хватало мужества. Он попытался найти выход из неловкого положения, обратившись к начальнику наших вестменов;

— Мистер Рэттлер, неужели вы позволите, чтобы этот человек поднял на меня руку? Ведь вы тут для того, чтобы охранять нас!

Рэттлер, мощного сложения вульгарный тип и постоянный собутыльник Бэнкрофта, не выносил меня и с удовольствием воспользовался случаем, чтобы свести со мной счеты.

— Нет, этого я не могу позволить, мистер Бэнкрофт. Сопляк не износил еще своих первых чулочков, а уже осмеливается угрожать взрослым мужчинам, да еще в присутствии посторонних? Не смей поднимать руку на мистера Бэнкрофта, гринхорн! — он схватил меня за плечо, точь-в-точь как я Бэнкрофта.

Хорошо, что это сделал именно он — более достойный по силе противник, чем старший инженер. Если я проучу его, это придаст мне больше веса, чем победа над Бэнкрофтом. Я вырвал руку и с вызовом переспросил:

— Это я-то гринхорн? Сейчас же возьмите свои слова назад, мистер Рэттлер, иначе я разделаю вас под орех!

— Что? — засмеялся тот. — Этот гринхорн воображает…

Он не докончил: я ударил его кулаком в висок, и он тяжело, как подкошенный, рухнул на землю.

Все ошарашенно молчали, затем один из приятелей Рэттлера в ярости проревел:

— Ко всем чертям! Мы что же, спокойно будем смотреть, как гринхорн бьет нашего начальника? А ну-ка всыплем ему по первое число! — И он кинулся было на меня, но я выхватил из-за пояса оба револьвера и угрожающе произнес:

— Ну, кто смелый? Подходи!

Это охладило пыл банды Рэттлера. Они нерешительно поглядывали друг на друга, а я продолжал:

— Слушайте, вы! Кто приблизится ко мне хотя бы на шаг, получит пулю в лоб! Гринхорн я или нет, но справляюсь с дюжиной таких вестменов, как вы!

Тут рядом со мной встал Сэм Хокенс и сказал:

— Учтите, этот юноша под моей защитой. Я продырявлю голову любому, кто хоть пальцем тронет его. Прошу зарубить это себе на носу. Я не шучу. Хи-хи-хи!

Дик Стоун и Билл Паркер встали рядом с нами, и это произвело должное впечатление на противников. Они отступили и, бормоча себе под нос проклятия, занялись лежавшим на земле Рэттлером, пытаясь привести его в чувство. Бэнкрофт благоразумно скрылся в палатке.

Уайт смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Покачав головой, он сказал:

— Однако, сэр, не хотел бы я попасться вам под горячую руку. Одним ударом вы уложили на землю такого громилу. Надо же так точно ударить. Ну и разящая же у вас рука! Никогда ничего подобного не видел.

Сэм Хокенс весело хохотнул:

— Шеттерхэнд![5] Хи-хи-хи! Такое воинственное прозвище у гринхорна! Прямо совсем как Файерхэнд,[6] а ведь этого имени удостоен опытнейший вестмен. Дик! Билл! Как вам нравится прозвище Шеттерхэнд?

Что они ответили — не знаю, так как Уайт, взяв меня за руку, отвел в сторону и сказал:

— Вы мне очень нравитесь, сэр. Может, перейдете ко мне?

— Хотел бы, но не могу.

— Почему?

— Мой долг — закончить работу здесь.

— Я беру это на себя.

— Вы меня не поняли. Я перестану себя уважать, если брошу работу, не завершив ее.

— Но ведь Бэнкрофт может ее закончить с теми тремя.

— Сомнительно, да и когда это будет?

— Подумайте, ведь вам небезопасно здесь оставаться.

— Почему?

— Вы еще спрашиваете? Неужели вы еще не поняли, что теперь эти люди ваши лютые враги?

— Может быть, и так, но я не боюсь. И потом, своим поступком я завоевал их уважение. Теперь вряд ли кто-нибудь отважится полезть ко мне. Кроме того, за меня стоят горой Хокенс, Стоун и Паркер.

— Дело ваше. Вольному — воля. А мне бы вы очень пригодились. Но хоть проводить меня вы не откажетесь?

— Когда?

— Сейчас.

— Вы уже уезжаете, мистер Уайт?

— Разумеется, долго гостить здесь — сомнительное удовольствие.

— Но хоть перекусите перед дорогой.

— Это лишнее. У меня в переметных сумах есть все необходимое.

— Вы не проститесь с Бэнкрофтом?

— Нет.

— Но вы же приехали поговорить с ним о делах?

— О делах я поговорил с вами, ведь в них вы разбираетесь лучше его. И еще я хотел предупредить вас, что индейцы где-то рядом.

— Вы их видели?

— Нет, но их следы попадаются все чаще. В это время года кочуют на юг стада мустангов и бизонов, и краснокожие покидают свои стоянки, чтобы охотиться на них. Кайова можно не опасаться, с ними есть договоренность о строительстве железной дороги, а вот команчи и апачи не знают о нашем договоре, и лучше не попадаться им на глаза. Мы в своем секторе работы закончили и покидаем эти края, так что бояться нам уже нечего, а вот вам следует поостеречься и поспешить. Здесь становится весьма опасно… А теперь седлайте коня и спросите, не хочет ли Сэм Хокенс составить нам компанию.

Сэм, конечно, хотел. Я отправился в палатку Бэнкрофта и сообщил, что сегодня работать не буду, а вместе с Хокенсом еду провожать Уайта. В ответ услышал:

— Катитесь ко всем чертям! Может, шеи себе свернете!

Кто бы мог предположить, что это «ласковое» пожелание чуть не сбылось!

Уже несколько дней я никуда не выезжал, и мой пегий жеребец радостно заржал, когда я принялся его седлать. Кстати, он оказался замечательным конем, и я уже предвкушал, как буду рассказывать об этом старине Генри.

Мы неспешно ехали в блеске прекрасного осеннего утра, рассуждая о строительстве новых железных дорог и других делах, близких нашему сердцу. Уайт дал несколько дельных советов о том, как лучше соединить наши участки.

Около полудня мы сделали привал возле ручья, чтобы отдохнуть и перекусить, а затем Уайт с проводником отправились дальше, а мы с Сэмом немного отдохнули, изредка переговариваясь.

Пора было в путь, и я нагнулся над ручьем, чтобы зачерпнуть воды. Вода в ручье была кристально-чистая. И вдруг на дне я увидел следы человека и показал их Сэму. Он долго рассматривал их, а потом сказал:

— Уайт был совершенно прав: индейцы рядом.

— Вы считаете, что это след индейца?

— Да, это след индейских мокасин. Что скажете, сэр?