полуголый, с капельницей, из которой в тебя льется обезболивающее? Твое присутствие вызывает гораздо больше вопросов.

Йен со смехом взмахивает свободной от капельницы рукой:

– Не хочешь говорить – не надо, но подумай на досуге над моими словами. Тебе нужно принять душ и поспать, причем куда больше, чем мне. Кроме того, я вроде как выписал сам себя, поэтому могу ходить где захочу. Все, что мне осталось сделать, – это одеться, избавиться от капельницы и проскользнуть мимо Тори.

Йен прав насчет душа и сна, но я молчу, а он, заметив мой растерянный взгляд, поясняет:

– Сиделка из терапевтического отделения. Страшная женщина.

Я смеюсь, но Йен морщится, словно от зубной боли.

– Боже, так ты серьезно! – осознаю я. – Ты ее боишься!

– Конечно, боюсь! Эта женщина – злая, мстительная демоница, которая притворяется медсестрой. Если она увидит, как я расхаживаю по больнице, мое состояние станет хуже, чем после происшествия.

«Происшествие».

Ненавижу это слово. Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Оно уверяет, что дерьмо случается и мы ничего не можем сделать. Но я понимаю это слово иначе – для меня оно означает: «ты приняла плохое решение» или «пустила все на самотек». И то и другое – халатность. «Происшествие» – не более чем результат, полученный вопреки твоим ожиданиям. Но ты понимаешь это только тогда, когда уже слишком поздно.

Происшествие.

Ошибка.

Как жалко звучит! Безобидно… Но для пострадавших это словно падение в глубокую темную яму.

С трудом сглатываю, делаю вдох и выдох.

Это напоминает мне… себя. Если спросить маму, я – «ошибка». Если спросить меня, я – «выбор», который сама сделала.

– Полиция пока не знает, что произошло, – будто со стороны слышу свой голос и чувствую, как Йен напрягается.

– Расследование займет какое-то время. Ну, пока полиция не будет уверена на все сто процентов. Но… – Замолчав, Йен вздыхает и проводит рукой по волосам, взъерошив их. Я замечаю багровые гематомы на его плече. Даже думать не хочу, как выглядит его торс. – Скорее всего, взорвался кислородный баллон. Не думаю, что кто-то подстроил это, спланировав взрыв.

– Что? Это…

– …невозможно? – заканчивает за меня Йен и грустно улыбается.

– Нет. Я понимаю, что такая вероятность есть, но она совсем небольшая. Кислородные баллоны прошли обязательную проверку, были установлены и подключены по всем правилам.

Йен пожимает плечами:

– Что еще могло вызвать взрыв? Этот вариант маловероятен, но возможен: достаточно перед началом работы или подключением баллонов запачкать руки в горючем веществе. Если оставить на них что-то маслянистое или жирное, за счет кислорода и трения или резкого удара по разъему это создаст искру. Искру, которая приведет к тому, что мы пережили. Совокупность множества мелких факторов, которые не должны были совпасть. Кислородные баллоны заполняют, обслуживают и подключают люди. А люди ошибаются.

«Люди ошибаются».

Звук пейджера отвлекает меня от мыслей и гнетущего чувства, которое вот-вот охватит меня.

– Мне пора.

– Пора переодеться и пойти домой, Харрис! – ворчит Йен.

Он говорит, как доктор Гарднер. После того, как всем была оказана помощь, доктор Гарднер спустился в отделение неотложки, где мы с Лорой остались работать, и, оценив ситуацию, потребовал, чтобы мы прошли обследование. Он еще раньше хотел отправить нас домой, но мы решили остаться в этом хаосе и помочь.

Пропустив слова Йена мимо ушей, смотрю на пейджер и, положив его в карман, улыбаюсь:

– Удачи с медсестрой-демоницей. А еще ты надел трусы наизнанку, – небрежно говорю я и указываю на ярлычок. Иду к лифту, слыша, как Йен ругается себе под нос.

Глава 4. Сьерра

– Спасибо, что уделили мне время.

Доктор Гарднер откидывается на спинку кресла и внимательно изучает мое лицо. Я не ощущаю неловкости от того, что сижу перед начальником в таком виде, сейчас внешность волнует меня меньше всего. Тем более доктор Гарднер и сам выглядит измотанным, наверняка он работал все это время не покладая рук.

Шторы задернуты – наверное, потому, что окна выходят на восточную сторону. В кабинете прохладно. Прохладнее, чем в коридорах и палатах. Но может быть, мне это только кажется, потому что я слишком долго оставалась на ногах.

Даже сутки без сна приводят к ухудшению долговременной памяти и значительному снижению концентрации внимания – иными словами, нейрокогнитивные способности ослабляются, становится сложнее воспринимать звуки и любой шум вызывает стресс, как, например, тиканье часов на столе доктора Гарднера, которые я бы охотно вышвырнула в окно.

И рано или поздно температура тела начинает падать.

Я замерзаю.

– Вы ведь уже говорили с администрацией? Значит, знаете, о чем пойдет речь?

Киваю.

– Хорошо, доктор Харрис. Для начала я хотел бы извиниться, что вызвал вас только сейчас. Или за то, что вообще вызвал. Скоро сюда войдет детектив Хендрикс. Он руководит расследованием и хочет задать вам несколько вопросов.

Не знаю, что на это ответить, да и сил говорить у меня нет, поэтому я молча жду.

– Это трагическое происшествие надолго останется в нашей памяти и будет преследовать нас… – Доктора Гарднера прерывает стук в дверь, и он отзывается: – Входите.

Обернувшись, вижу, как в кабинет заходит полицейский средних лет. Чуть выше меня ростом, на подбородке ямочка, в темно-каштановых волосах пробивается седина. Он кажется дружелюбным, но настороженным. Поздоровавшись, полицейский садится рядом со мной и закидывает ногу на ногу.

– Позвольте представить вам доктора Харрис, детектив. Она с доктором Коллинз оказалась первой на месте происшествия. – Доктор Гарднер указывает на меня, и я выдавливаю слабую улыбку. Удивительно, что я вообще способна улыбаться.

– Спасибо, что пришли, доктор Харрис. Я уже побеседовал с несколькими вашими коллегами и надеюсь, вы сможете заполнить пробелы в их показаниях, особенно теперь, когда немного оправились после инцидента.

– Конечно, – хрипло отвечаю я, хотя внутри все кричит: «Нет!». Я хочу забыть о случившемся, а не переживать все снова.

– Хорошо. Итак, доктор Гарднер сказал, что вы с доктором Коллинз прибыли на место происшествия первыми. Он прав? Самого доктора Гарднера там не было, поэтому мне нужно, чтобы вы подтвердили его слова.

– Да, мы поднимались в хирургическое отделение, к нашим шкафчикам. Мы… – Нерешительно замолкаю. Я провела в больнице слишком много времени. Вместо того чтобы пойти домой, мы с Лорой вернулись к работе сразу после взрыва. – Наша смена закончилась, – объясняю я, поглядывая на доктора Гарднера, которого мои слова не удивляют.

– Что вы видели? Не могли бы рассказать, что именно произошло?

Чувствую, как пульс учащается и меня бросает в жар – хотя минутой раньше я замерзала. Ощущая неприятный привкус во рту, я рассказываю, как все произошло:

– У нас с Лорой,