Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты считаешь, он свой? Не струсит?
— Я думаю. Он просит проверки, говорит, что не может сидеть так. Пока… пока война. Он совсем поправился.
— Просит проверить в деле, значит…
Теперь втроем они расположились у обочины проселочной дороги, в тени кустарника, поджидая машину штандартенфюрера. Эсэсовский полковник, фамилию которого Виктор не запомнил — незачем, имел отношение к системе концлагерей в Европе, так что Виктор мог считать, что хоть отчасти расплатится за Вано, Антона и Николая. Русский еще раз ощупал в кармане рубчатую гранату и маленький «Вальтер». Двое товарищей, в таких же широких макинтошах, назвавшиеся Апрель и Август, настороженно поглядывали на него. Виктор ни на минуту не усомнился: при малейшем неповиновении двое его убьют и оставят рядом с немцами.
Апрель курил папиросу, и запах дешевого едкого табака неприятно щекотал ноздри Виктору. Август распахнул плащ и перевесил поудобнее автомат — неуклюжий маленький МАС-38. Передернул затвор. Лунный свет заливал поворот дороги перед ними, угольно темнели кусты по ее сторонам.
Три минуты до срока.
Легкий гул издали. Черный легковой «Мерседес» с брезентовым верхом показался в сумраке. Голубоватый свет его маскировочных фар почти не отличался от лунного. Виктор не к месту подумал, что в такую ночь фары можно было вообще не включать. Элегантная машина сделала широкий разворот, блеснул хром радиатора. Виктор достал гранату и стиснул в руке. После всего испытанного сейчас он почти не волновался. Единственное — не прострелят ли ему случайно спину, когда откроют огонь братцы-месяцы?
Машина поравнялась. Виктор вырвал чеку, сжал бугристый чугунный плод и метнул его под длинный кузов. Хлопнуло — не очень громко. «Мерседес» тяжело осел на передние колеса и со скрежетом замер. Тут же из-за кустов сухо протрещал автомат и смолк — заело затвор. Распахнулась передняя дверца, и высокий человек в серой форме и фуражка прыгнул на дорогу, вскинул что-то металлическое в сторону обочины.
Виктор, не раздумывая, не вспомнив о пистолете, шагнул на лунную дорогу, взмахнул руками, словно ловя что-то в воздухе. Дальше глазам можно было не поверить. Из рук эсэсовца-шофера вырвало автомат, оружие взвилось вверх и по дуге полетело к русскому. Виктор перехватил рукоять и выжал спусковой крючок. Фигура немца качнулась, фуражка слетела, и от затылка брызнуло на боковое стекло машины черно-серым.
Когда подбежал Август, в голос ругаясь с фламандским акцентом, дергая затвор автомата, Виктор уже открыл заднюю дверцу. Брезгливо сморщился и поднял трофейный МП-40 стволом к темному небу.
Проверка прошла успешно. Новичок оправдал надежды.
Глава 5
— …Не чародей ли в союзе с дьяволом?
— Теперь не средние века!
— Ну, так вампир?
— Он не сосал крови.
— Ну, воплотившийся демон, посланный на срок; ну, словом: пришелец с того света?
— Не помню, чтоб от него отзывалось серой.
— Да — кто же он?
— Не знаю. Отгадывайте.
— Ты действительно все это можешь?
— Все — это что? — Виктор отвернулся к окну. Он теперь одевался так, как ходят рабочие на отдыхе: в клетчатую черно-желтую ковбойку и серые поношенные брюки. Волосы на голове отросли еще больше, щеки покрывала синева, как он ни брился, и на верхней губе появились небольшие усы.
— Все — это то, что приписывают колдунам. Читать мысли, двигать предметы на расстоянии, летать…
— Летать не могу. Я что, похож на ворону? Кар! Кар!.. — Он взмахнул руками, как крыльями. Получилось не смешно.
Клери сидела за столом, облокотясь на руку. В коричневом вельветовом брючном костюме, светлой рубашке, с распущенными каштановыми локонами, она походила на женщину из зеркала, — но Виктор не рассказывал ей об этом. Теперь она казалась еще моложе, но над тонким прямым носом, меж прозрачными глазами легло несколько морщинок — последние дни дались нелегко. Немцы пригнали в Арнхейм пеленгаторы, и едва не засекли подпольную станцию. Клер вовремя предупредили: она успела оборвать прием. Теперь нужно было что-то решать со связью. Час от часу не легче.
— Я серьезно. Очень серьезно, Вик.
— Кое-что могу.
— Откуда это у тебя? Не знаешь?
— С рождения. То ли дар, а скорее — проклятие. — Виктор постучал по стеклу с непросохшими каплями дождя. В садике за окном из-за туч выглянул краешек солнца, свет раздробился в лужах.
— Как это было — в детстве?
— По-разному. Иногда — во время игры. Я всегда первым угадывал слово или руку с камушком. Однажды сильно разбил об асфальт колени — и почувствовал, что нужно делать. Через две минуты не осталось и ссадин. Всякое бывало. Вот только лечить по-настоящему кого-то кроме себя я не научился — так, снять боль от ушиба.
— Можешь нам помочь? Надо проверить человека.
— На предмет чего?
— На предмет предательства, Вик. Кто-то уже сдал несколько человек СД. Виктор, мы теперь живем, как на иголках. Есть подозреваемый… — Она помолчала, откинула прядь со лба. Хрустнула пальцами с потерянным выражением на лице. — Мне особенно тяжело. Я этого человека знала… почти с детства. Я высказалась «за», когда его принимали. Виктор, я надеюсь всей душой, что это — пустые подозрения. Но лучше обидеть невинного.
— Я посижу в соседней комнате, пока вы говорите. — Виктор поправил желто-черный отложной воротничок.
— Дверь приоткрыть?
— Не надо. Так сойдет. — Ему выделили крошечный чуланчик с корзинами и банками, стоящими на полках по стенам. В кладовой поместился единственный стул, свет падал из окошечка высоко над головой, и едва освещал стены. Пожилой в сером костюме в соседней комнате сделал несколько тяжелых шагов и сел за стол. Виктору показалось, то он чует недавний запах его пота и застарелый — трубочного табака. Бросил курить? Тогда не меньше трех месяцев назад. На полу зашуршало, заскреблось что-то маленькое.
— Ты-то как меня нашел? — Виктор поднял крысу на ладони, — глазки поблескивали задорно, зверек привычно обвил хвостом большой палец человека, не пытаясь убежать. — Ах ты, Афанасий-путешественник… Погоди-ка, Афоня…
Он прищурился, глядя на ладонь, кожа лба неприятно задвигалась, глаза заблестели. Крысенок пискнул, но не испуганно. Соскользнул на пол и исчез под дверью.
Видеть чужими глазами оказалось непривычно — кололо в висках, но комната предстала отчетливо, хотя и в необычном ракурсе — от пола. За столом сидел господин в сером костюме и листал неизвестный документ. Дверь скрипнул. Вошел высокий, белобрысый, нескладный парень в темной измятой шерстяной одежде, больше подходящей для сиротского приюта.