нащупала небольшой комок. Без сомнения, отломанный кусок зуба. Такое случается. Мэри с досадой вздохнула и поставила на стол миску и кисти. С помощью щипцов и фонарика она осмотрела ротовую полость и с удивлением убедилась, что там чисто. Снова ощупала челюсть, проведя под ней пальцами. Там определенно что-то было — кончики пальцев чувствовали нечто твердое. Мэри, надавив, протолкнула предмет вниз вдоль нижней челюсти, прижимая к задним зубам. Действовать следовало осторожно — ей не хотелось, чтобы этот предмет, чем бы он ни оказался, угодил в горло миссис Миллер. Она аккуратно вставила пинцет и провела им по зубам покойной, пока не нашла нужное место. Еще раз ощупала предмет пальцами, дабы убедиться, что он надежно закреплен щипцами, а затем достала его на свет.

Мэри Уорд не впервые видела пулю, но никак не ожидала обнаружить ее во рту миссис Миллер.

Глава 5

Наглая

Академия ФБР, Квантико, штат Вирджиния

Четверг, 25 августа 2005 года

Амайя шла по коридорам ФБР, глядя в спину агента Эмерсона. Несколько минут назад он сказал ей следовать за ним, обменявшись перед этим лишь несколькими вежливыми фразами. Саласар быстро поняла, что Эмерсон ничем ей не поможет; он избегал смотреть на нее и шел на два шага впереди, держа дистанцию. Накануне отношения между ними, казалось, были безнадежно испорчены, поэтому она не стала задавать никаких вопросов и лишь старалась запомнить замысловатый маршрут, которым он ее вел. Амайя подозревала, что агент нарочно делает бесчисленные повороты, чтобы сбить ее с толку. Она была почти убеждена в этом, когда они дошли до конца узкого коридора и спустились в лифте на первый цокольный этаж. Двери открылись; за ними обнаружился просторный зал, разделенный низкими панелями, за которыми стояли столы и работали агенты. Вошедшие остановились перед одной из многочисленных дверей, ведущих внутрь разгороженного панелями помещения. Указав на два стула возле стены, Эмерсон сказал ей подождать. Затем легонько постучал костяшками пальцев по двери и вошел внутрь, оставив ее снаружи. Амайя заметила, что, как только она осталась одна, работники, сидевшие за столами, с интересом уставились на нее. Не ускользнуло от нее и то, как взгляд одного из них переместился в точку над ее головой. Амайя подняла глаза и увидела мигающий красный глазок камеры. Она сделала глубокий вдох. За ней наблюдали.

* * *

Агент Эмерсон вошел в кабинет, поздоровался с присутствующими и занял неприметное место у стены. Он надеялся, что застанет Дюпри, агента Такер и агента Джонсона, и его удивило присутствие еще двоих мужчин, которые вместе с Дюпри наблюдали за ожидавшей снаружи женщиной через экран в кабинете. Заместитель инспектора Амайя Саласар была приятной молодой женщиной: длинные светлые волосы аккуратно собраны в хвост, в ушах маленькие серьги, на ногах чистые туфли (всегда положительный знак), прямая спина и высоко поднятая голова. От Дюпри не ускользнул ее быстрый взгляд в камеру. Она знала, что за ней наблюдают, и это, казалось, нисколько ее не смущало: движения и выражение лица Саласар оставались спокойными и уверенными.

Стоя возле стола, агент Джонсон открыл папку и начал читать вслух. Его голос был серьезен, а тон — спокоен и назидателен, как у профессора, хотя внешне он скорее напоминал викторианского доктора, чему способствовали усы и бородка, аккуратно подстриженные и до времени поседевшие. С того дня, как тридцать лет назад он поступил в академию, Джонсон не прибавил ни одного грамма жира и весил, возможно, даже чуть меньше, чем в то далекое время. Он хвастался, что носит все те же костюмы, и кое-кто мог бы поклясться, что так оно и есть — слишком уж свободно болтались они на вешалке, которую представляло собой его тело.

— Амайя Саласар, возраст двадцать пять лет, училась в Католическом университете Лойолы в Бостоне, специальность — право, социальные и поведенческие науки. Изучала научное невербальное общение и криминологию, абсолютная отличница. Закончила обучение, вернулась на родину, поступила на службу в полицию.

Один из мужчин, смотревших вместе с Дюпри на экран, кивнул, не выдавая произведенного на него впечатления. Джим Уилсон был нынешним шефом Национального центра криминальной информации и одним из первых участвовал в его формировании. В его базе содержалась информация не только об убийствах, изнасилованиях и грабежах с применением насилия, но и о нарушителях закона, бандитах, террористах, пропавших без вести, лицах, проживающих под чужой личностью… Информацию для своей базы данных Уилсон собирал по всему миру, дополнив ее сведениями о судимости тысяч преступников. Сейчас база насчитывала около пятнадцати миллионов записей.

Еще одним присутствующим был Майкл Вердон, шеф отдела уголовного розыска. Все знали, что они с Уилсоном закадычные друзья. Обоим было около шестидесяти, оба почти одновременно поступили на службу в ФБР, а теперь, казалось, с трудом прикрывали редкими волосами все более гладкий череп. На этом, впрочем, сходство заканчивалось. Майкл Вердон был сложен атлетически, с глубоко въевшимся, как у моряка, загаром, и без труда прошел бы физические испытания, необходимые курсанту для поступления. Уилсон же был из тех людей, которые кажутся в приличной физической форме, только если посмотреть сзади. Спереди же бросался в глаза круглый живот, соответствующий как минимум шестимесячной беременности.

Вместе Уилсон и Вердон были создателями Секретного описательного индекса идентификации, новаторской программы восьмидесятых годов, которая позволяла сопоставлять особенности преступления с характеристиками убийц, изученными и внесенными в систему. Программа обнаруживала совпадения и по отпечаткам пальцев помогала вычислить подозреваемого. В то время отпечатки пальцев можно было сопоставить только в случае, если субъект находится в тюрьме или побывал там однажды; заодно предлагался список его сокамерников и потенциальных сообщников. По сравнению с современной технологией Секретный описательный индекс идентификации был динозавром, однако именно он заложил основы баз данных, которые сегодня используются во всем мире.

Уилсон пробежал глазами свою копию отчета Амайи Саласар и согласно кивнул, когда Майкл Вердон задал наконец вопрос, который витал в воздухе:

— Почему мы не завербовали ее, когда она училась? Лойолу заканчивали наши лучшие агенты.

— Шеф ее тогда еще приметил, — сказал Джонсон, указывая подбородком на Дюпри, который продолжал внимательно наблюдать за женщиной на экране, — и даже сделал попытку завербовать. Все складывалось как нельзя лучше: чистое прошлое, с двенадцати лет училась в Америке в отличных интернатах. Завела пару незначительных романов с американскими коллегами. Отношения закончились по взаимному согласию. Никаких наркотиков, никаких скандалов. Мы получили специальную рекомендацию от ректора Университета Лойолы. Саласар представила блестящую дипломную работу о… — Джонсон поискал в отчете полное название. — Вот: «Невербальная коммуникация несовершеннолетних, подверженных угрозе социальной изоляции». Но когда мы обратились к ней