— По правде говоря, я не совсем понимал, как заговорить с тобой об этом. Знал, что ты уже выезжаешь, но, наверное, думал, что увидишь её имя в документах, и тогда тебе скажу. Я, конечно, не ожидал, что ты столкнёшься с ней первым.

— Вообще-то Джина налетела на неё, а я вбежал следом.

Тимофей объяснил, как они с Ириной встретились лицом к лицу и договорились о мирном сосуществовании.

— То есть вы оба собираетесь остаться в доме?

Тимофей кивнул.

— Она не готова искать другое место, а то, что у меня есть Джина, ограничивает мой выбор. Мы взрослые люди. Сможем смириться с этой ситуацией. Кроме того, не похоже, что я пробуду здесь долго.

Марат ничего не сказал, и Тимофей был рад, когда принесли еду, дав им возможность сосредоточиться на чём-то другом. Он не был так уверен в своих жилищных условиях, как притворялся. К счастью, завтрак помог ему отвлечься. Когда он отправил в рот огромный кусок бутерброда с поджаренной колбасой, не смог сдержать стон удовольствия.

— Я это слышала, — крикнула тётя Роза. Он даже не заметил её. — Рада, что тебе понравилось.

— Вот почему я даже не шепчу при ней, — сказал дядя Марат с улыбкой. — Она всё слышит.

— Да, я знаю.

Откусив ещё несколько кусочков, Тимофей спросил, кивнув на папки:

— Это документы о пожарах?

— Да, всё, что у меня есть на данный момент. Все мои заметки и фотографии. Несколько опросных листов.

— Я хочу сегодня осмотреть первый и третий сгоревшие объекты, посмотреть, как он начинал и что делал совсем недавно.

— Присоединюсь к тебе, по крайней мере, на первый раз. Тебе придётся запланировать время для бесед с владельцем и жильцами. Я ещё не добрался до них по понятным причинам.

— Нет проблем.

— Ты не скажешь этого, когда услышишь, кому это принадлежит.

Тимофей положил вилку на тарелку.

— Дай угадаю. Петру Баркову, отцу Ирины.

— Угадал с первого раза, — ответил дядя Марат с ухмылкой.

Бутерброд превратился в комок в желудке Тимофея. Увидеть Ирину — это одно. Встретиться с её отцом? Это было что-то совершенно другое.

Глава 9

Словно прочитав мысли Тимофея, дядя Марат сказал:

— Прошло много времени.

— И ты думаешь, он сильно изменился? — сыщик не смог сдержать сарказма в своём голосе.

— Нет, наверное, — пожал плечами собеседник. — Мне трудно судить об этом, мы столько лет знакомы.

Тимофей ничего не сказал, просто отхлебнул ещё кофе. Дело не в том, что он не мог замечать изменений в себе. Он лишь подмечал, что не все из них были хорошими. И то, чего Пётр Платонович не одобрял в нём ещё тогда, когда Тимофей и Ирина встречались (парень был для него лишь выходцем из неблагополучной семьи с матерью-алкоголичкой и отсутствующим отцом, едва окончившим среднюю школу), — это оставалось правдой.

Да, теперь финансовое положение Тимофея улучшилось, но у него были личные проблемы, которые не приветствовала бы ни одна женщина, и уж тем более не принял бы отец Ирины. Кто бы захотел быть с человеком, который регулярно путешествует, страдает от ночных кошмаров и приезжает с таким багажом, как у него? И речь, конечно, вовсе не о собаке.

Пока они ели, люди подходили поговорить с дядей Маратом. Из разговоров Тимофей мог понять, что большинство из них не видели его с момента несчастного случая. Собеседник представил или повторно представил его по меньшей мере полудюжине человек, пока Тимофей пытался доесть свой завтрак. Он наблюдал, как на их лицах отразилось удивление при виде его, и ожидал неодобрения, ждал первого жестокого замечания.

— Никто не думает о тебе плохо, — сказал дядя Марат после того, как ушёл ещё один человек.

— Почему ты об этом говоришь?

— Я вижу напряжение на твоём лице. Знаю, у тебя много противоречивых воспоминаний об этом городе. Но, сынок, это воспоминания мальчика, который едва стал взрослым, когда уехал. Мальчика, который пережил слишком много потерь и лишений. Просто потому, что люди не одобряли то, что делали твои родители, это не значит, что они не одобряли тебя.

Тимофей приподнял бровь. Он помнил взгляды учителей, родителей и других взрослых, которые сменилась с жалости на недоверие, то наоборот, а он был готов схватить рюкзак и убежать при первой же возможности. Про него с братьями говорили либо «эти бедные мальчики Соболевы», либо «эти зверёныши Соболевы» в зависимости от того, кто говорил. И Тимофей оправдывал свою репутацию, устраивая розыгрыши и балансируя на грани нарушения закона.

— Я никогда не получу одобрения жителей этого города. Мне достаточно знать, что вы с тётей Викой любите меня.

— Это так, Тима, — произнёс тёплый голос.

Тимофей чуть не вскочил со своего места, чтобы обнять тётю Вику. Когда она обхватила его своими тёплыми мягкими руками, запах фиалок пробудил тысячи воспоминаний о её заботе. После многих лет безразличия собственной матери мальчику потребовалось некоторое время, чтобы принять любовь тёти Вики, но она неоднократно доказывала это своей поддержкой, пониманием и непоколебимой уверенностью в нём, его братьях и Романе — их единственном с дядей Маратом сыне. Она изменила его жизнь.

— Я так рада, что ты здесь, — сказала женщина, когда они снова сели.

— Я тоже очень рад тебя видеть, — искренне произнёс Тимофей. Так долго не видеть этих двух людей было тяжело. Но как бы сильно он их ни любил, этот город он ненавидел ещё больше.

Как и её муж, тётя Вика тоже заметно постарела. Но это было не так уж важно. Самое главное — теплота её улыбки оставалось такой же. Встреча с ними двумя была более эмоциональной, чем Тимофей ожидал. Возможно, он и не верил в счастье для себя. Но верил, что другие смогут обрести его благодаря примеру этой семейной пары.

— Тимофей останется в своём старом доме, пока он здесь, — сказал дядя Марат.

— Но он не может, потому что… — тётя Вика остановилась. — Ой, Тима, мне очень жаль. Я понятия не