— Мне всё очень понравилось, благодарю ва… тебя за такой хороший приём.

— Я рад, — смерив её взглядом, проговорил мужчина. — Как тэбэ служанки? Мы можэм нанять других — из Норфолка, — эсли ты желаэшь.

— Нет, в этом нет необходимости, — поспешно произнесла Ангелина. — Служанки превосходные — всё сделали быстро и как я хотела. Они меня абсолютно устраивают.

— А куда жэ дэлись ваши служанки, принцэсса? — Насмешливо вопросила сидящая по правую сторону от Ротхена Абантес. — И ваши… бэнту рих элд, эти, фрэйляин? Нэужто помэрли от страха, пока к нам добирались?

Сарайцы мгновенно загоготали, будто услышали невероятно остроумную шутку.

— Мне пришлось отправить их обратно, — дождавшись, когда смех стихнет, уверенно ответила Ангелина. Мысленно она вознесла благодарность Генриетте за то, что та предусмотрительно обговорила с ней этот момент, спася её от попадания в крайне щекотливую ситуацию. — Мы с ними не ладили — их набирала для меня моя мать. В конце концов, нам с ней удалось договориться и скоро она пришлёт тех фрейлин и слуг, которых хочу уже я.

— Вар ту симэн голь! — От радостного возгласа сидящего неподалёку молодого сарайского парня все снова взорвались громким смехом, сопровождаемого на этот раз уничижительным улюлюканием.

Норфолкцы тут же напряглись. Отложив столовые приборы, они синхронно потянулись к оружию, предупреждающе зыркая в сторону насмешливо на них смотрящих сарайцев. Казалось, будто дикари намеренно подталкивали своих недругов инициировать скандал, дабы получить законный повод начать вооружённую стычку.

— Лахденмоль! — Громкий окрик Ротхена заставил его подчинённых замолчать. — Вар ку рибен грос! Ит ген шейн! — Ангелина не понимала произносимых каганом Сарая слов, но, судя по посеревшим лицам сарайских воинов, сказанное её будущим супругом вряд ли было чем-то приятным.

Когда Ротхен закончил, в трапезной снова воцарилась гнетущая тишина. Напряжение, повисшее в воздухе, было почти осязаемым, казалось — издай хоть кто-то посторонний звук, как тотчас же начнётся массовое побоище. Будучи уязвлённой всей этой ситуацией, девушка неподвижно сидела, облокотившись о стол, и думая о том, насколько сильно она недооценила всю сложность своего нынешнего положения. Похоже, не только норфолкцы, но и сами сарайцы смотрели на их будущий союз с большой неприязнью, а на саму принцессу — с презрением и недоверием.

А потому сейчас, сидя в окружении присланных Ротхеном женщин, она смиренно выполняла все указания грубоватой Кастилии, стремясь продемонстрировать как самому кагану, так и его людям свою полную лояльность. Понимая, что за такой короткий срок ей не удастся завоевать расположение всех сарайцев, она хотела хотя убедить их своей полной безобидности в надежде, что в нужный момент её хорошая репутация положительно скажется на их бдительности и даст ей большую фору. А дальше останется только уповать на то, что скрывающуюся у своих родственников Генриетту они найдут первой — в конце концов, где ещё искать сбежавшую жену, если не у кого-нибудь из членов её семьи?

Продолжая источать покорность, Ангелина поднялась, позволяя — уже в который раз за весь вечер — служанке переодеть её в другое, на этот раз зелёного цвета, свободное длинное платье. Его ткань, грубоватая и тонкая, неприятно царапала кожу, но Кастилия объяснила ей, что оно исключительно ритуальное, поэтому, к облегчению Ангелины, ей не придётся постоянно мучиться, нося подобную одежду.

По прошествии ещё пары часов сборы были, наконец, окончены. Подойдя к большому, высеченному из обсидиана зеркалу, Ангелина осторожно провела рукой по своим волосам. Её длинные, густые локоны остались распущенными — только отдельные пряди были заплетены в тонкие, слабые косички, закреплённые разноцветными лентами. Просторное зелёное платье с длинными рукавами почти целиком скрывало тонкую фигуру, только ступни ног, исписанные непонятными рисунками, робко выглядывали из-под подола. На шее красовалось жуткое украшение из костей, при одном взгляде на которое горло Ангелины сводило в судороге. Образ её фонил сумасшествием, и в какой-то момент, глядя на себя, она даже подумала, что всё это — просто злобная шутка Кастилии. Неужели в подобном марафете действительно была необходимость?

Тряхнув головой, девушка выдохнула. Какая ей разница, собственно? Всё это — проблемы Генриетты, а не её. Она отыграет свою роль, насколько бредовой бы та ей не казалась, и распрощается со всем этим навсегда. А принцесса пусть сама уже разбирается и со странными традициями народа своего супруга, и с неприязнью его подданных.

Ангелина повернулась к Кастилии. Взяв предложенный пожилой дамой локоть, она отправилась навстречу своей судьбе.

* * *

Стук барабанов эхом отдавался в голове Ангелины пока она, осторожно ступая, шла навстречу к стоящему возле диковатого вида женщины Ротхену. Одетый в песочного цвета просторные рубашку и брюки из той же грубой ткани, он внимательно рассматривал её, и на лице его читалось удовлетворение. Смущённая этим откровенно ласкающим взглядом, Ангелина зарделась, и по лицу её пробежала волна смущения, окрасив его в розовый. Сжав от волнения ладони, она выдохнула, постаравшись успокоиться. Её нагие ступни приятно щекотали какие-то незнакомые девушке сухие листья, источавшие пьянящий сладковатый аромат. Украдкой разглядывая собравшихся, она невольно улыбнулась, заметив в толпе недовольных Семпронию и Бронхилая. Каким-то образом их присутствие вселило в неё силу духа — хоть они и не были друзьями, сейчас, здесь, будучи в окружении готовых вцепиться ей в глотку злобных исполинов, эти двое казались ей единственными близкими людьми, и их присутствие внушало ей маломальскую уверенность.

Дойдя, наконец, до Ротхена, Ангелина остановилась. Странная женщина с седыми растрёпанными волосами в тот же миг подняла обе руки вверх. Её жирно подведённые чёрным водянистые глаза безумно сверкнули. Внезапно раздававшийся до этого гомон стих, и на площадь опустилась тишина.

— Тэрбэ угарит! Бэркё, лузамин бравэ, — голос незнакомки оказался надтреснутым. Удачно дополняя её внешний облик своей хрипотцой, он погружал окружающих в атмосферу чего-то эсхатологического, заставляя внимать.

Вывернув свои морщинистые костлявые руки, старуха затянула какую-то заунывную песню на непонятном Ангелине языке. Многочисленные тонкие браслеты из золота и серебра, свободно болтавшиеся на тонких запястьях женщины, аккомпанировали её заунывным завываниям. Странно извиваясь, она принялась пританцовывать в странном, совершенно неподходящем под её песню ритме. Движения её были резкими — ломанные линии рук и ног стремительно прерывались. Казалось, будто она пыталась изобразить ими что-то, но каждый раз неизвестная сила препятствовала этому.

Ангелина опёрлась на правую ногу. Будучи взволнованной перед церемонией, она так и не смогла нормально выспаться, и теперь ей хотелось лишь одного — что бы весь этот спектакль поскорее кончился, и она смогла, наконец, как следует отдохнуть.

К счастью, пение женщины резко прервалось. Руки её повисли мёртвыми плетьми вдоль тела,