Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, наш Отто окажется не таким и этот его баскетбол не конечное умение, а только одна из граней возможного таланта, и он никогда не опустится до шоу талантов. Что может быть унизительнее, чем талант, достойный лишь того, чтобы быть участником шоу? Если не считать, что сама жизнь – то ещё шоу, без меры напичканное рекламой нас же самих в профилях социальных сетей. Все мы теперь не люди, а «личный бренд», и как разглядеть среди этих «брендов» годные, сегодня совсем не простая задача. И хотя шоу уже порядком всем поднадоело, другой модели существования пока ещё не придумано, а то, что было придумано до того, как это шоу началось, благополучно сдохло из-за невозможности реализации. И будем смотреть шоу, и будем бегать на кухню, пока идёт рекламный ролик, и не заметим, как стирается наша память. Вернёмся к телевизорам или мониторам, перекурив или закусив бутербродом после рекламы, и в удивлении станем пучить глаза на кого-то нового на сцене, кто так легко перемножает в уме огромные цифры.
Почти неделю я не ходил к Цапкину, несмотря на то что звонил он каждый день и делился новыми успехами Отто.
Андрей Михайлович звал меня к себе, но я отказывался, ссылаясь на массу работы. Если честно, причина этого крылась в Думкиной. Когда Отто блистал на баскетбольной площадке, я наблюдал не столько за его трюками, сколько за реакцией Марианны. Невозможно не заметить, как меняется взгляд женщины, когда она начинает влюбляться. Нет, не когда она уже влюблена, а когда она ещё сама не понимает, что скоро влюбится, но уже чувствует это каждой клеточкой организма. Женская любовь всегда прекрасна в начале. Всегда удивительна при рождении – в ней столько чистой энергии, что непременно хочется стать объектом такой любви. Ведь самое удивительное в любви – не чувствовать, что тебя любят, а наблюдать, как из-за этой любви меняется человек, который любит. Как правило, тот, кого любят, не меняется совсем. Но большая ошибка считать, что влюблённый в тебя человек меняется из-за тебя. Это совсем не так. Он меняется именно и только из-за самой любви. Станете ли вы спорить с утверждением, что, если вас кто-нибудь когда-нибудь любил и вы расстались, некогда влюблённый в вас человек не меняется после того, как разлюбил? С ним это остаётся навсегда. Не бывает так, чтобы человек превратился в себя прежнего до этой любви. Не бывает.
И вот я увидел тогда, как Марианна меняется прямо у меня на глазах, и, конечно, я приревновал. А что делает человек, поглощённый ревностью? Что он делает в первую очередь? Естественно, всеми силами пытается доказать себе, что и не нуждается вовсе в том, кого приревновал, а единственный доступный способ доказать это для него в такой момент – самоустраниться. Так я и поступил, наивно полагая, что поможет. И, конечно, долго я не продержался. Уже через неделю сдался и сам отправился к Цапкину. Сначала я побродил немного возле дома-музея и, когда почувствовал запах шашлыка, когда услышал голоса и понял, что сегодня у Андрея Михайловича гости, решился и без приглашения вошёл во двор.
Глава третья
Если быть честным, я немного волновался. Всё-таки я не то чтобы друг Цапкину и уж тем более не родственник и не мог знать, насколько моё появление уместно. Но, увидев меня, Андрей Михайлович широко улыбнулся, от чего его лысина немного сморщилась и, чему я совсем удивился, обнял меня как-то совсем по-родственному.
Не только это удивило меня в тот день в Цапкине. Я настолько привык, что нормальной одежды он не носит в принципе, что вот этот строгий, явно сшитый на заказ костюм – так чётко он сидел на шарообразном теле Цапкина – белоснежная рубашка, галстук, представили Андрея Михайловича совсем в другом свете. Но, конечно, Цапкин не был бы Цапкиным, если бы и тут не пренебрёг условностями – кроссовки Adidas напоминали, что костюм, скорее всего, лишь очередная блажь.
Первое, что бросилось в глаза, – отсутствие уже привычной ванны во дворе. Вместо неё – шезлонг, выполненный из бамбука. В нем развалилась Думкина. Мне показалось, что она нарочито расслаблена. Такое ощущение всегда возникает, когда женщина не держит колени вместе. Нет, я не склонен к предрассудкам, но есть что-то в подобной женской позе необъяснимое. Она лежала в шезлонге, одетая в спортивные штаны и толстовку, капюшон которой был увенчан заячьими ушами. Отто сидел на корточках рядом с шезлонгом и нанизывал на шампуры новую партию шашлыков. Солнце уже падало за горизонт, и в сумерках лицо Отто показалось мне незнакомым. Черты стали слишком уж резко очерченными, даже брутальными, что совсем не вязалось с той его ничего не выражающей внешностью, к которой я привык.