Света, и правда, горевала, но не по умершему мужу. Она тосковала по свободе, по тем временам, когда бегала на свидания и на танцы, была вольной девушкой, и этот кулек, периодически требующий молока, не висел гирей на ногах. Сколько раз проклинала она тот теплый майский вечер, когда, поддавшись импульсу, из чувства мести и зависти сказала Славке: «Да». Это короткое слово перевернуло всю жизнь.

Мать вообще-то одобряла ее выбор, считала новоиспеченного офицера неплохой партией для выпускницы школы и спрашивала:

– Что ты будешь делать, когда он уедет? – подразумевая, что влюбленная дочь станет тосковать по ушедшему воевать мужу.

Примеряя свадебное платье, Света беззаботно отмахивалась:

– Я не буду думать об этом сейчас. Потом подумаю, когда он уедет.

Свадьбы сыграли в один день, вскоре после выпускных школьных экзаменов. Улицкий-старший устроил так, что в зале Дворца бракосочетаний стояли сразу две пары: Маня с Мишей и Света со Славой. Соглашаясь на двойную свадьбу, Светлана не подозревала, на какую муку себя обрекает. Было невыносимо видеть, как Михаил надевает на тонюсенький Манькин пальчик кольцо, как целует ее… Хотелось оттолкнуть подругу и встать на ее место. Еще больше раздражал Славка в роли жениха. Он по-хозяйски целовал ее, и Света уже не имела права вывернуться, сказать: «Отстань, потом», как говорила еще вчера. С ужасом она думала о предстоящей ночи. А от мысли, что эту ночь с Мишей проведет Манюня, сердце разрывалось.

Света долго не могла вспоминать ту первую ночь без содрогания. До чего же противен был Славка со своими пахнущими водкой губами, невыносимы чужие волосатые руки, шарящие по ее телу, изучающие, давящие, раздвигающие… Он шептал о любви, а она испытывала только омерзение и боль. Сейчас ей казалось, что родить легче, чем еще раз пережить такое. Пытка повторялась по несколько раз каждую ночь, правда, к концу двухнедельного медового месяца Света уже немного привыкла, но все-таки не могла понять, как женщины выдерживают такое в течение всей жизни и почему секс называют удовольствием для двоих. Просто не представляла, как это может доставить удовольствие женщине.

Она не считала себя абсолютно безграмотной в вопросах секса. Еще год назад ею была прочитана брошюрка «Для вас, девушки». И Славка, придурок, буквально на второй день после свадьбы подсунул захватанные руками слепые репринтные странички с «позами» – просветить решил. Света брезгливо посмотрела картинки, даже подписи-объяснения к некоторым прочла, но не верила, что получит удовольствие, если, вывернув ее каким-нибудь изощренным образом, муж будет делать то же, что и в позе номер один. И она его действительно не получала. Поэтому, когда короткий медовый месяц подошел к концу, вздохнула с облегчением. На какое-то время она свободна от утомительных акробатических этюдов под названием «секс».

Миша с Манькой провели эти дни на даче. Увидев их на вокзале, Света была удивлена разительной переменой в подруге: Манюня буквально светилась от любви и счастья, несмотря на слезы, которые смахивала со щек торопливой рукой. Она даже похорошела за две недели. А Света… Скрепя сердце, она натягивала губы в улыбке, старалась болтать непринужденно, а сама исподтишка посматривала на Мишу. Поймать взгляд не удавалось, и лишь в самую последнюю минуту, когда он, наклонившись, целовал ее в щеку на прощанье, Свете почудилась тоска в его глазах. Тоска по ней, по возможному счастью, которое он перечеркнул, женившись на Маньке. След Мишиного поцелуя тут же был стерт Славкиными губами.

«Всю обслюнявил», – едва сдерживала она брезгливую гримасу, махая вслед удаляющемуся вагону, и, пока Манюня бессмысленно бежала за поездом до конца платформы, достала зеркальце, вытерла рот платком и вновь тщательно накрасила губы.

После Славкиного отъезда жизнь ее потекла почти как прежде. Света вернулась в родительский дом и первое время не ощущала себя замужней женщиной, не до того было. Вместе с Маней она поступала в институт культуры, но недобрала баллов и прошла только на вечернее отделение. А потом оказалось, что она беременна. Это неожиданное открытие путало все карты. Не моргнув глазом, Света сделала бы аборт, и анализы уже сдала, но мать обо всем догадалась, подключила Маньку и тетю Полю. Не могла же Светка в глаза им сказать, что ей не нужен ребенок от Славки? Да и сам он не нужен – она не любит его и проклинает тот день, когда согласилась на этот брак. Может, она все-таки и выложила бы им все это, но тут пришла телеграмма о смерти мужа.

Странные чувства испытала Светлана от этого известия. С одной стороны, было жаль Славку. Она знала его давно, они дружили, и пусть он был смешным, навязчивым и глупо-патриотичным, пусть измучил ее сексом за две недели медового месяца, но все-таки он был ей мужем. Однако эта жалость была какой-то отстраненной, ненастоящей. Слава умер далеко, она не видела, как он умирал, для нее он просто уехал и не вернулся. Зато где-то в глубине души тлела радость, что она так удачно развязалась с этим ненужным замужеством.

Потом было ожидание, когда привезут тело на родину, похороны, поминки, слезы Маньки и тети Поли, их причитания о том, что ребеночек, Славина кровиночка, будет всем утешением… Если бы Света избавилась от беременности – это убило бы их. И она изображала скорбь по Славке, которой на самом деле не испытывала. Близкие часто заставали ее в слезах, жалели, утешали, говорили, что боль утраты со временем пройдет… И никто не догадывался, что плачет Света не о муже, а о своей загубленной жизни. Конечно, когда-нибудь, потом, она вновь станет относительно свободной. Но что такое свобода матери-одиночки?

Когда думала о том, сколько времени пройдет, пока ребенок родится, научится ходить, пойдет в детсад, Светке хотелось выть в голос. Она сама сковала себя по рукам и ногам, не видать ей счастливой веселой жизни в ближайшие несколько лет… Сейчас, только похоронив мужа, она не может веселиться, да и не стала бы – ведь не совсем же она бессовестная? А через пару месяцев живот начнет расти, она будет ходить, переваливаясь как утка, и ей станут уступать место в транспорте. А после – кормление, пеленки, распашонки, бессонные ночи… Все это ждет ее впереди, по-другому не бывает. Раньше она с жалостью смотрела на молодых мамаш, выглядевших усталыми, вымотанными, неухоженными. Думая, что и ее ждет такая же участь, Света впадала в отчаяние.

До сорокового дня Маня и тетя Поля каждый день заходили за ней, и они вместе шли на кладбище. Свете эти посещения могилы казались бессмысленными: зачем каждый день поправлять украшающие скромное надгробие цветочки, обливаясь слезами, гладить могильный камень, шептать обещания покойнику, что никогда не забудут и приложат все силы, чтобы его сын вырос настоящим человеком?

– Я надеюсь, у тебя родится сын, – говорила подруге Маня. – Это такое счастье, иметь ребенка от любимого…

«От любимого, может, и счастье, – мысленно отвечала Света, для виду скорбно поджимая губы, – хотя с трудом в это верится. Интересно, как бы ты запела, если б тебя ежедневно тошнило до полудня и даже от одного запаха еды выворачивало? Думаешь, такое счастье понимать, что уже не лезет любимая юбка и пора шить бесформенный балахон, который скроет растущий как на дрожжах живот?»