Несколько секунд Фиц молчал и просто смотрел на нее с некоторой озадаченностью. А затем:

— Как похожи вы стали на Элизабет. Ну, конечно, гнойники. К счастью, они не оставили рябин на вашей коже. — Покончив с физическими комплиментами, он перешел к прочим ее недостаткам. — Я никогда не слышал голоса хуже, то есть в пении. При одном воспоминании волосы у меня снова встают дыбом.

— Вам следовало бы указать мне на его немелодичность, братец.

— У меня не было на это права. — Он сложил ладони перед собой жестом, выражающим полное безразличие. — Итак, Мэри, ваш долг исполнен. — Холодные черные глаза впивались в ее глаза с нарастающим недоумением, когда она не опустила взгляда, не съежилась. — Когда умер ваш отец, мы с Чарльзом Бингли решили, что вас надлежит адекватно компенсировать за готовность остаться с вашей матерью. Ваш отец не имел возможности что-либо вам оставить, предпочтя завещать свой свободный капитал Лидии, как более нуждающейся. Вы, понимал он, обяжете Чарльза Бингли и меня, ухаживая за вашей матерью в отдалении от севера.

— Оберегать вас от ее идиотичности, имеете вы в виду, — сказала Мэри.

Он как будто растерялся, затем пожал плечами.

— Совершенно верно. Каковую услугу мы оплатили вам суммой в пятьсот фунтов ежегодно. Восемь с половиной тысяч фунтов в общем итоге.

Бесспорно, компаньонки не оплачиваются столь щедро, как я, — сказала Мэри глухо.

— Однако мэнор Шелби теперь должен быть продан таким же образом, каким он был куплен, целиком и полностью, включая книги в библиотеке и услуги семьи Дженкинс. Поэтому я вынужден выселить вас, сестрица, о чем весьма сожалею.

— Пустые слова, — сказала она, фыркнув.

У него вырвался мягкий смешок.

— Возможно, годы пощадили ваши лицо и фигуру, но ваш язык они обмазали скорее серной кислотой, чем сиропом.

— За что вините истощение религии, предназначенной оголять белые кости, а еще соблазны слишком большого досуга. Как только я приучила маму к распорядку, что было нетрудно, часы моих дней стали тяжкой обузой. Изменяя метафору, можно сказать, что скрипучая калитка моего разума обильно смазывалась содержимым этой превосходной библиотеки, не говоря уж об обществе вашего сына. Он был премией.

— Рад, что он хоть на что-то годен.

— Не будем ссориться из-за Чарли, хотя позволю себе сказать вам, что каждый день, пока вы не цените его достоинства, это еще один день, доказывающий, что вы глупы. Ну а я, моя личность, что вы намерены сделать с ними теперь, когда их обязанности кончены?

От ее жгучих слов он покраснел, но ответил вежливо:

— Вы должны переехать к нам в Пемберли или к Джейн в Бингли-Холл — ваш выбор, полагаю, будет зависеть от того, предпочтете ли вы девочек или мальчиков.

— И там и там это будет простым прозябанием.

Уголки его рта опустились.

— У вас есть альтернатива? — спросил он настороженно.

— Восемь тысяч фунтов с лишним обеспечивают некоторую независимость.

— Объясните.

— Я предпочла бы жить одна.

— Дорогая Мэри, леди вашего положения не могут жить одни.

— Но почему? В тридцать восемь лет я произнесла свою последнюю молитву, братец. Взять себе какую-нибудь Олмерию Финчли? Ха!

— Вы не выглядите на ваши тридцать восемь лет и знаете это. В Шелби достаточно зеркал. Так вы хотите присоединиться к леди Менедью?

— К Китти? Да через месяц я убью ее или она меня.

— Джорджиана и ее генерал приютили миссис Дженкинсон с тех пор, как Анна де Бэр умерла. Она будет рада составить вам компанию в… где? В удобном коттедже, может быть.

— Миссис Дженкинсон хлюпает носом и охает. Ее tic douloureux[1]ухудшается зимой, когда особенно трудно ускользнуть от сожительниц.

— Ну, так какая-нибудь другая подходящая женщина. Вы не можете жить одна!

— Никаких женщин, подходящих или не подходящих. Ниоткуда.

— Так чего же вы хотите? — жестко спросил он вне себя.

— Я хочу быть полезной. Только и всего. Иметь какую-то цель. Я хочу заслуженного самоуважения. Я хочу оглянуться и посмотреть с гордостью на что-то, сделанное мной. С чувством удовлетворения.

— Поверьте мне, Мэри, вы были полезны и вновь будете полезны — в Пемберли или в Бингли-Холле.

— Нет, — сказала она категорически.

— Будьте же разумны, женщина!

— В юности я была лишена здравого смысла, потому что не имела примера, чтобы ему следовать, включая моих родителей и сестер. Даже Элизабет, самая умная, не обладала здравым смыслом. Она в нем не нуждалась. Она была очаровательна, остроумна и очень разумна. Но разумность — это не здравый смысл, — сказала Мэри, сильно измученная. — Однако теперь, братец Фиц, я переполнена здравым смыслом, и вам меня не принудить и не запугать. Обладать здравым смыслом значит знать, чего ты хочешь от жизни, а я хочу иметь цель. Хотя, признаюсь, — закончила она задумчиво, — что пока я еще не совсем уверена, какой будет моя цель. Но во всяком случае жизнь у Лиззи или Джейн в нее не входит. Я буду только путаться у всех под ногами и всем мешать.

Он сдался.

— У вас есть месяц, — сказал он, вставая. — Купчая на продажу мэнора Шелби будет тогда подписана, и ваше будущее должно быть решено к этому сроку. И забудьте о том, чтобы жить одной. Я этого не допущу.

— Что дает вам право командовать мной? — спросила она. Ее щеки пылали, глаза горели лиловым огнем.

— Право зятя, право старшего по годам и право человека, обладающего здравым смыслом. Мое общественное положение министра Короны, если не мое личное положение, как Дарси, владельца Пемберли, возбраняют мне терпеть эксцентричных или иначе помешанных родственников.

— Что восемь с половиной тысяч фунтов могут мне купить? — парировала она.

— Жилище, которое я буду счастлив подыскать для вас при условии, что вы будете жить там с подобающим декорумом и благопристойностью. Предпочтительно в деревне, а не в городе — Дербишир или Чешир.

— Ха! Там, где вы сможете следить за вашей эксцентричной или иначе помешанной невесткой! Благодарю вас, нет. Эти восемь с половиной тысяч принадлежат мне или на каких-то условиях? Я жду прямого ответа, так как сумею узнать правду.

— Они ваши и надежно вложены под четыре процента. И если их не трогать, будут приносить вам годовой доход примерно в триста пятьдесят фунтов, — сказал Фиц, не имея представления, как образумить эту мегеру. Внешне она так походит на Элизабет… Значит ли это, что и Элизабет прячет в себе мегеру?

— Куда вложены?

— Пэтчетт, Шоу, Карлтон и Уайльд в Хартфорде.

Выражение ее глаз заставило его вновь замешкаться — уже готовый направиться к двери, он остановился.