Строго говоря, Марья Михайловна никогда не говорила Марине, что она имеет что-либо против общения с противоположным полом, но этого и не требовалось. Презрительный взгляд, резкое слово, тихий телефонный шепот – Марина видела и слышала достаточно осуждения чужих грехов, чтобы прекрасно понимать, чем именно рискуют обернуться ее собственные. Будь мамина воля, должно быть, Марина полностью повторила бы ее собственный путь: религиозные собрания, недолгое и унылое замужество, безопасная школьная скука. Порой (хотя Марина никому бы в этом не призналась) ей казалось, что даже вдовство вполне устраивало мать. Мужчина в доме, пусть даже спокойный, покорный (таким она смутно помнила отца), был слишком непредсказуемой переменной в их домашнем укладе.

В Максиме ничего спокойного не было, а покорного – и подавно.

Марина вдруг обнаружила, что засыпает, хотя не думала, что в эту ночь такое возможно. Усилием воли села прямо, помассировала веки – глаза жгло усталостью. За окном начал накрапывать дождь, стекло покрыла сеть капель, похожих на крохотные спинки влажных юрких созданий. Создания быстро сбегали вниз.

Что, если и Аня тоже видит дождь? Что, если ей приходится встречать эту ночь на улице, под открытым небом? Эта мысль пришла непрошеной, и Марина стиснула зубы, чтобы прогнать ее прочь. Все это время она старательно думала о прошлом и отгоняла мысли о настоящем – тем более о будущем.

– Так держать, – прошептала она, и звук собственного голоса ободрил ее, – так держать.

Думать о настоящем не следовало. Не следовало думать о том, что капли этого же дождя могут падать Ане на лицо. Может быть, она и не во всем понимала дочь, но знала точно, что Аня – не дура. Если сбежала из дома – что ж, она точно нашла, где укрыться. Если нет…

Марина резко подвинула к себе стакан, хотя понимала, что стоит притормозить. Ей нужно сохранить ясность мысли. И не спать – Анатолий Иванович сказал, что позвонить могут в любой момент. Значит, никогда не спать. Утром обзвонить больницы. Или звонить прямо сейчас, ведь в больницах всегда должен быть дежурный? Не спать…

Под веками наготове была темнота, и в этой темноте таился лес. Деревья в нем росли не так, как положено, – ветви завивались спиралями, и в центре каждой мерцал хищным глазом светлячок, распространяющий зеленоватое неяркое сияние. Она стояла в центре леса, и деревья плотно сжимали со всех сторон – это был не лес с картинки, полный троп и опушек; это был хищный, первобытный лес. Вдали, за деревьями, мелькнула легкая стремительная тень с раскидистыми рогами, и нечеловеческим усилием воли она выбралась из сна.

Работа официантки не оправдала Марининых ожиданий. Первый день прошел как в тумане – она не знала, куда идти, как стоять, как держаться, и днем начальница смены прикрикнула на нее. Расплакалась только потом, уже дома, злыми бессильными слезами… Разумеется, пока мамы не было дома.

Позже все наладилось. Она быстро разобралась в своих обязанностях, но работа не стала ей больше нравиться. Посетители обращали на нее куда меньше внимания, чем она ожидала. После долгих смен на ногах болела спина. Обещанные бесплатные обеды были совсем не такими вкусными, какой казалась еда для посетителей. На смену радостному возбуждению от погружения во взрослую жизнь быстро пришла скука.

Переломным моментом стало знакомство с Лизой, для которой летняя работа администратором не была способом заиметь собственные деньги или короткие платьица – всего этого у нее и так было в избытке.

Лиза второй год с веселым легкомыслием балансировала на грани отчисления в престижном вузе, куда ей помогли поступить родители. Работа в кафе, принадлежавшем кому-то из друзей ее отца, была для Лизы таким же развлечением, как и все остальное. Марина, причудливо одетая, стеснительная и глядевшая на нее с восторженной завистью, тоже стала развлечением. Нехорошо было так думать, но чем еще спустя время можно было объяснить эту их странную дружбу?

Она увидела Лизу, курившую у входа в кафе, и на миг застыла, пораженная ее красотой. Лиза поймала ее взгляд и улыбнулась, призывно помахала рукой:

– Привет. Закурить хочешь?

Как поняла потом Марина, она бы подозвала так кого угодно, начиная от случайного прохожего и заканчивая пожилым поваром. Лиза всегда была открыта миру, и мир отвечал взаимностью. Но тогда Марина ощутила себя избранной этой рыжеволосой богиней. В своем белом модном костюме и туфлях на высоком каблуке Лиза казалась ей воплощением взрослой, недоступной, богатой жизни. Приблизившись, Марина благодарно взяла сигарету, неумело прикурила, поднесла к губам. Тогда она не курила, но не хотела упускать возможность завязать разговор.

– Тоже здесь работаешь?

– Угу. Но думаю скоро сваливать. Вера Пална противная, а главный администратор – вообще мерзость.

– Он мне всегда Урию Гипа напоминал, – решилась сказать Марина и тут же мысленно разругала себя последними словами, но случилось чудо: Лиза звонко расхохоталась.

– Да. Точно! Так вот кого он мне все время напоминал со своими потными ручонками? Старик Диккенс всегда в кассу! – Теперь Лиза улыбалась ей иначе, как будто они обе были причастны великой тайне, и Марина робко улыбнулась в ответ. Лиза любила читать с раннего детства, но среди отпрысков богатых родителей разговоры о книжках были не в чести. К концу разговора о литературе Лиза, которая вообще легко и быстро сходилась с людьми, уже позвала Марину в гости. Так вот и началась их дружба.

Марина краснела до корней волос, когда Лиза делилась с ней надоевшими дорогими платьями или старой косметикой, но и гордо отвергать эти дары ей не хватало духа. Лизу, всегда стильно одетую, с парикмахерской завивкой ярко-рыжих волос, захватила идея «сделать из дурнушки красавицу». Ей нравилось чувствовать себя благодетельницей. До сих пор она никогда не играла в такую игру, а наблюдать за преображением Марины было куда интереснее, чем вращаться на надоевших орбитах компаний ее круга. Порой Марина разрывалась между благодарностью и гневом. Она была куда красивее этой громогласной, уверенной в себе, хитроглазой девицы, однако именно к этой девице устремлялись все взгляды. До поры до времени Марина оставалась в тени.

Лизиного отца потом убили, и кануло в никуда все: кассеты, кожаный диван, шубки и кожаные сапоги на тонком каблуке. Но тогда до этого было далеко.

Марина зашла на Лизину страницу. Теперь в Лизе не было ничего шикарного или стильного – и на фотографии ярко накрашенной женщины, не выглядящей на свой настоящий возраст, неловко было смотреть. «Тетя Лиза». Она могла материться при детях, когда они с Аней приезжали к ней в гости, и рассказывать девочкам непристойные байки, а подросткам нравится такой доверительный тон. Могла ли Аня обратиться за помощью к ней, если что-то в ее жизни пошло не так?

Нет. Вряд ли.

Когда-то именно благодаря Лизе Марина наконец оказалась посвящена в таинство коттеджей с кожаными диванами, больших экранов телевизоров, брендовой одежды. Все деньги, которые она зарабатывала, тут же тратились на то, чтобы соответствовать новой компании. Мама, разумеется, была против, но колесо, которое начало набирать скорость, было не остановить. Оно стремительно катилось, обманчиво-весело подпрыгивая на резких поворотах, – вниз.