class="p1">Солнце приготовилось к заходу и с каждым мгновением всё сильнее косилось к западу. Небеса голубые стали краснеть, словно бы созревая, чтобы затем истлеть. Луч солнца напоследок пробился сквозь кущи елей, и Беленир, увидев его, возрадовался, ибо давно не видел толком света в густом и мрачном ельнике. Между тем солнце приблизилось к пушистым вершинам деревьев и скрылось за ними, обагрив весь небосвод полыхающими цветами. Сгустились сумерки, и вскоре тьма заволокла ельник до того, что не стало видно даже земли под ногами.

– Старик негодный! – закричал Всесвятлир, угрожая тому кулаком могучим. – Ты завёл нас в самую гущу леса! Я так и знал, что нельзя было тебе доверять, я убью тебя прямо сейчас и тем буду доволен, даже если придется умереть здесь с голоду. И то я не умру здесь, я Всесвятлир – умелый охотник и мне не страшны твои угрозы.

– Постой! – молвил Беленир. – Удержи свой пыл, друг мой, нам предстоит найти верную дорогу, а не убивать никчемного старика. У нас итак мало времени, чтобы тратить его на пройдоху-деда

– Кто это тут пройдоха-дед? – возмутился староста деревенский, совсем выйдя из себя, и выхватил из сапога нож, напоминавший клык кабана.

– Он хочет нас убить! – закричал Брисинор и достал из-за спины топор боевой.

Тут бы и пришла к старосте смерть, но он вовремя бросил засапожник наземь и молвил:

– Не заводил я вас в глушь, убивать вас не хочу я, просто разозлили вы меня. Простите! Здесь недалеко есть лесничья изба, там переночуем, а затем через три дня выйдем из этого леса! – В голосе его чувствовалось коварство, которое нельзя было скрыть, но никто из витязей его не заметил, наверное, потому что они были взволнованы поведением старосты и засапожником, который тот нежданно достал. Что уж говорить, если они забыли даже зажечь факелы.

Между тем, Беленир оглянулся и увидел недалеко огонь: то горела лучина в окне какого-то дома. «Не соврал», – подумал витязь, и путники, присматривая за старостой, пустились к огню. Приблизившись к нему, они разглядели в темноте старый могучий сруб – избу крепкую, бревенчатую, крыша которой немного покосилась набок, словно от усталости. С трудом, чуть ли не на ощупь, отыскали они дверь дубовую и, привязав своих коней добрых на улице у толстого дубового столба, вошли в дом и зажгли там ещё пару лучин. «Не врали толки про дом этот, – подумал про себя Борим. – Хорошо, хоть нашли… Раз дом есть, то и он точно есть – главное, что б не сыскал!».

Обстановка в избе была не бедная, хотя и не богатая. Пол был дубовый, как и дверь, в углу ютилась печь, посреди горницы стоял стол, стелёный белой скатертью. Но, что удивительно, на нём лежали различные яства: круглые калачи, хлеб белый, ягоды сладкие и наливные яблоки, кроме того стояли там бутыли и ендовы с разными напитками: с пивом хмельным, с квасом хлебным, с кислым вином и с пьянящим мёдом. Вокруг стола были расставлены крепкие скамьи, по стенам ютились длинные лавки. Жилище это явно не пустовало и было обитаемым. Пусть и не богат излишне был быт бревенчатой избы, но тот, кто жил здесь, видно, не голодал.

Тотчас витязи налетели на сахарные яства да на вкусные напитки, ибо с дороги утомились, к тому же собственные кушанья они не хотели тратить столь рано да и не были они так вкусны. Всесвятлир осушил кружку мёда крепкого, Брисинор принялся уплетать калачи, а потом и яблоки, а Беленир наполнил кубок, что был на столе, стоялым вином, немедля его осушил и потом уже принялся за яства. Один лишь староста почему-то жался у порога и не спешил заходить в избу. Пока удальцы ели-пили, он незаметно подошёл к сумке с монетами, – в глазах его блеснул воровской огонёк, – и медленно, стараясь не шуметь, взял её в руки. «Не видят вроде», – подумал воришка и покинул избу, и даже Беленир не заметил это, так как был занят едою и к тому же сильно утомился.

– Хороши яства! – воскликнул благодатно Всесвятлир. – Надеюсь, хозяин не сильно рассердится на нас за то, что мы тут отведали его кушаний. Ну а кушанья просто божественны.

– Ничего не скажешь! – добавил упоённо Брисинор.

– И всё-таки как вы правы! – согласился Беленир. Тут все подумали, что скажет слово староста, но тут же заметили, что его здесь нет.

– Сейчас вернется, старый пройдоха! – сказал тогда Всесвятлир. – Небось пошел на коней поглядеть – таких скакунов он сроду не видывал, – все успокоились и продолжили пировать.

Наевшись да напившись, славные воины устроились по разным углам избы: их зеницы стали тяжкими как камни, и самих их потянуло в сон. Беленир лёг на печь, Всесвятлир расположился на лавке, спьяну забыв, что это место по местным обычаям не больно почётно, а Брисинор лёг на скамье. Скоро сон сладкий сомкнул их очи, и они погрузились в сновидения под тусклый, но приятный свет лучины. В полусне Белениру мерещились тени и голоса, словно сам лес ожил, но несмотря на это вскоре он крепко заснул, как и соратники. Да только не удалось им толком выспаться: внезапно кто-то с громом распахнул дверь настежь. Он сразу же спихнул Беленира с печи, и тот с грохотом свалился на пол и ушиб ногу. Брисинора он опрокинул прямо вместе со скамьёй, и лишь один Всесвятлир остался нетронутым. Быть может, неведомый проказник не тронул его из-за того, что место на лавке было не почётно, а значит лежавший на ней уважал хозяина.

– Хозяин пришёл, дедок явился! – крикнул пришедший. – Мал-стар, да удал старец с три локтя, борода седа, но не то беда – кручина то, что усы по земле тащатся. Гости-гости на горе явились, на печаль пригодились, лихо вас одолеет, худо исколотит – Мал-стар Дедок вас измолотит. Но, не узнав горя, не узнаешь и радости, так что благодарите!

Тут увидел Беленир деда кряжистого с длиннющей седой бородою, выпачканной в саже, с усами предлинными, спускавшимися чуть ли не до пола. На голове у старика сидела берестяная шапка. Кроме того, на нём был кафтан простой, вымазанный печной копотью. Обут же дед был в лапти лыковые и одет был в чёрные штаны. И очи его были зелены и гневны. Более ничего не видел Беленир, ибо погрузился в беспокойный сон, навеянный невесть чем. И даже если бы он не уснул, то не удивился бы имени старика – Мал-стар Дедок, ведь Земнородные сыны любили подобные имена, потому что из них легко