Нет, он определенно не столь дьявольски красив, как его брат, решил Себастьян. Но он будет хорошим отцом. Хорошим мужем. Он извлек уроки, наблюдая за холодным, жестким, неуступчивым характером отца… и легкомыслием матери.

Но какая женщина может стать его женой?

Она должна быть доброй и разумной, другой ему не надо. Должна быть ему тактичной, все понимающей, любящей подругой жизни. Главное, любящей матерью. Красивой? Да, он этого хотел бы. Джастин, наверное, назвал бы его глупцом за то, что красоту он поставил не на первое место в списке добродетелей будущей супруги. Вкусы младшего брата ему хорошо известны: тот и взглянуть не пожелал бы на женщину, которая не сияет, словно бриллиант самой чистой воды…

В графине оставалось бренди едва на донышке, когда Себастьян встал и направился к лестнице. На верхней площадке остановился и глянул на первую дверь справа, слегка приоткрытую.

Надо бы зайти взглянуть, как она там, его незваная гостья. Себастьян вдруг вспомнил, что говорил о ней Джастин.

Стоило бы предложить Стоуксу спрятать драгоценности. Стоило бы также запереть входную дверь. «Видишь ли, в доме у нас уличная женщина. Она может запросто ограбить нас или перерезать глотки спящим прямо у них в постелях».

Себастьян подумал об ожерелье, которое девушка так крепко сжимала в ладони. Оно все еще лежало у него в кармане. Поразительно, что девушка сохранила ожерелье в такой ситуации: ведь она терпела сильную боль, и неизвестно, сколько времени она пролежала, раненая, на земле, пока он ее не обнаружил. Впрочем, алчность — весьма мощный стимул. Едва взглянув на ожерелье, Себастьян понял, что оно представляет немалую ценность и ничуть не похоже на подделку.

Он поджал губы. Девице явно есть за что отвечать, по крайней мере это вполне ясно.

Вскоре после того, как он это осознал, Себастьян уже стоял возле постели, на которой лежала девушка. В свете проникающего через окно лунного луча рисовались перед ним очертания ее тела.

Что еще говорил Джастин? Да, будто бы она понравилась ему, Себастьяну.

Смешно.

Она то самое, что он сказал Джастину. Воровка. Карманница, а может, и похуже того. Настораживает прежде всего то, что ранена она была при неизвестных обстоятельствах. Необходимо выяснить это, как только она в состоянии будет говорить.

Себастьян внимательно посмотрел на девушку. Маленькая ручка, которая так крепко сжимала ожерелье, теперь неподвижно лежала у нее на груди. Он своими руками осторожно смыл грязь с тела девушки и потом облачил ее в одну из ночных сорочек сестры. Странно, однако после этого Себастьян был вынужден напомнить себе о том, что перед ним воровка. Уличная девка.

Себастьян усмехнулся и снова окинул девушку медленным взглядом. Она спала, но ему показалось, что сон ее неспокоен. Себастьян откинул в сторону одеяло, которым сам ее накрывал. Губы спящей дрогнули, тоненькие брови чуть-чуть приподнялись над закрытыми глазами, которые напомнили Себастьяну о топазах, когда девушка впервые открыла их.

«Да пошла она к дьяволу, респектабельность», — подумал он.

Для уличной карманницы она, пожалуй, выглядит чересчур изысканной. Несомненно, красива и… Черт побери, у него едва не возникло желание!

Что его вызвало? Поза девушки или она сама? Кожа у нее, кажется, светится. Ночная сорочка сбилась и обнажила бедра, стройные и белые. Девушка пошевелила ногами, приподняла было руку, но тотчас бессильно уронила ее на простыню. Слишком широкий для нее ворот ночной рубашки открывал ритмично поднимающиеся и опускающиеся груди с нежно-розовыми сосками.

Сейчас ему не от кого скрывать собственную чувственность. Себастьян глубоко вздохнул, чтобы отогнать возникшее телесное напряжение. Он ведет себя не слишком по-джентльменски… Но нет ничего преступного в том, что он с чисто мужским восхищением смотрит на ее густые кудри, в беспорядке разметавшиеся на подушке, на красивые, изящные руки и ноги и…

Да, о да… и на ее великолепную, просто великолепную грудь.

Девон пришла в сознание, почувствовав чье-то присутствие. Модуляции незнакомого голоса… мужского голоса, глубокого и мелодичного… Девон повернула голову на звук этого голоса. Слегка пошевелилась…

— Осторожнее, — произнес голос. — Вы ранены.

«Ранена», — эхом отозвалось у нее в голове. Удивительный и непонятный покой ее сознания нарушили внезапно вспыхнувшие воспоминания. Девон вздрогнула, словно снова увидела Гарри и Фредди, кружащих возле нее. Вспомнила, как упала в черную пустоту, в которой не было ничего, кроме холода, пронизывающего до костей… Ей случалось мерзнуть и раньше, но не так. О нет, так — никогда! И еще был леденящий душу страх, что никто ничего не услышит. Что она будет лежать до тех пор, пока не умрет, как мама, умрет в холоде и темноте.

Но тут она осознала, что ей тепло. Где-то в боку Девон чувствовала тупую боль, но тело ее было укутано в нечто очень мягкое и теплое — никогда прежде она не знала такого тепла.

И кто-то сидел рядом с ней. Очень близко.

Поняв это, Девон попыталась вернуться к реальности, что-то сообразить. Рядом с ней сидел мужчина. Так близко, что, протянув руку, она могла бы дотронуться до его рукава. Он сидел ниже ее постели, но тем не менее казался невероятно большим, с невероятно широкими плечами. В комнате находился и еще один мужчина, он стоял поодаль — волосы его, темные и густые, были все же светлее, чем у первого.

Всего секунду, не больше, смотрела Девон на этого второго мужчину. Зато человек рядом с ней полностью завладел ее вниманием. У нее перехватило дыхание. Теперь она вспомнила. Вспомнила, как очнулась и увидела его… Мгновенный приступ страха овладел ею, когда этот огромный человек склонился над ней, лежащей на земле.

Не только его рост и комплекция излучали силу. Это было нечто большее, гораздо большее: он обладал значительностью, которую невозможно было не заметить.

Одет он был очень элегантно. Ни морщинки на ткани смокинга, синий шелковый жилет, батистовая крахмальная рубашка. Галстук без единого пятнышка, белоснежный, даже ослепительный на фоне загорелой кожи.

У него острый взгляд проницательных серых глаз, глубоко сидящих под черными, резко очерченными бровями; волосы густые, цвета воронова крыла. Квадратный подбородок чисто выбрит, ни одной щетинки на гладкой коже в отличие от бородатых или покрытых отросшей щетиной физиономий знакомых ей мужчин. Мягкость его исключительно мужественной наружности придавала только ямочка на подбородке.

— Где я? — Голос прозвучал хрипло.

— Я нашел вас, когда вы, раненая, лежали на мостовой. И привез сюда, в мой дом в Мейфэре.

Мейфэр. Девон медленно обвела глазами комнату. Потом еще раз, еще… Она почему-то не могла остановиться. На окнах шторы из желтого шелка, подхваченные серебряным шнуром. Стены оклеены обоями в мелких розочках. Сама она лежала на кровати такого размера, какого раньше не могла бы себе представить, и такой мягкой, что ей казалось, будто она плывет на облаке. Если бы не боль в боку, Девон могла бы подумать, что видит все это во сне.