— И все? — переспросила Настя. — И это ты сказал следователю?

— Да. Он снимал у меня показания, потому что нашел мои координаты в записной книжке Штайнера.

— А о чем шла речь в программе? — спросила Прокофьева.

— Ты разве не смотришь телевизор? — удивился Мишка.

— Тот канал, где работал Штайнер, нет, — отпарировала Прокофьева. — Так о чем программка была?

— Ну, в общем, когда мы с ребятами были в Хибинах на Кольском полуострове, я нашел там кое-что… — Косач снова замялся.

Но Настя не дала ему увильнуть.

— Что? Что ты там нашел? — живо переспросила она.

— Нечто вроде клада, — неохотно признался Мишка. Ему не хотелось говорить о драгоценностях, которые он случайно нашел в одной из пещер и потом загнал Штайнеру, вместо того чтобы сдать государству.

Дело в том, что незадолго до турпохода Мишки Косача и его команды в Хибины был ограблен горноминералогический музей в Кировске. Грабители вынесли из музея богатейшую коллекцию минералов, среди которых было немало драгоценных каменей. Она-то и была спрятана до поры до времени в пещере в Хибинах. Грабители, конечно, никак не предполагали, что их тайник кто-нибудь откроет.

Но Мишку Косача, когда он с ребятами осматривал очередную пещеру, потянуло в то самое место, где были спрятаны драгоценные камни. И, найдя сундучок, он ничего никому не сказал, а вернулся за ним чуть позже, уже после того, как поход закончился и ребята разъехались по домам. Забрав сундучок, Косач отправился в Петербург. К тому времени он был уже знаком со Львом Штайнером и потащил свою находку прямиком к нему.

Припрятав камешки, Штайнер состряпал материал о сенсационной находке туриста, показав телезрителям пустой сундук с якобы завалявшимся на его дне минералом, не представлявшим для коллекционера никакой ценности. По его версии, некие местные жители ограбили музей и вынесли из него минералы, которые потом, вероятно, вывезли за границу. Часть репортажа была посвящена описанию коллекции, от которой в музее остались одни фотографии, другая часть — горным красотам Хибин, а третья — интервью с туристом Михаилом Косачем, нашедшим сундучок, а также беседе с представителями уголовного розыска города Кировска, ведущими дело по ограблению музея.

Штайнер утверждал, что легче всего скрыть тайну, выставив ее на всеобщее обозрение, в чем убедил и Косача. Только Мишка сейчас уже сам был не рад, что дал себя уговорить тогда и согласился на съемки. Теперь ему приходилось отдуваться не только перед милицией, но и перед Настей.

— И что за клад? — не уставала в расспросах Настя.

— Сундучок старый, а в нем один камень. Штайнер этим заинтересовался, вот и сделал передачу.

— Хорошо, а как он на тебя вышел? Как вы познакомились?

— Слушай, я уже не помню. Нас кто-то из знакомых свел, еще до похода в Хибины. Кажется эта была Вероника.

— Что за Вероника?

— Слепая певица. Штайнер о ней делал когда-то материал. Он же на канале «Искусство» работал. А мир тесен. Сама знаешь. Все друг друга знают.

— Ясно, — отмазка была принята. В конце концов, адрес Вероники Настя могла взять на канале, чтобы не доставать Мишку еще и этим сейчас. Тот уже, похоже, готовился послать ее открытым текстом куда подальше.

— Слушай, Миша, последний вопрос. А правда, что Штайнер голубой?

— Ну, наверное… — промямлил Косач.

— Наверное?..

— Да мне так показалось. Мы там сидели, пили и… — по глазам Косача Настя поняла, что Мишке не хочется об этом не только говорить, но и вспоминать.

— Ладно, — сдалась Настя. Ей уже самой стало неудобно, что она впилась в человека, как пиявка, пытаясь добыть информацию.

«В конце концов, не стоит мучить допросами человека, которому, похоже, так же, как и мне, есть что стирать из памяти. Соблазнил, наверное, Косача этот старпер Штайнер, педик долбаный, а я тут лезу со своими расспросами, что да как. Пусть живет, не мучаясь воспоминаниями, бедняжка», — подумала она.

— Ну, я пойду, — сказала она Мише. — Приятного тебе времяпрепровождения с твоей девушкой. Извини, за тупые расспросы. Это изъяны, как говорится, профессии. Ну, пока?! Будь здоров.

— Пока. — Проводив нежданную гостью до дверей, Миша облегченно вздохнул.

Оказавшись во дворе, Настя остановилась, чтобы подумать. Она достала из сумки сигареты и закурила.

В этот момент к стоявшему во дворе «уазику» подошел человек, лицо которого показалось Насте знакомым. Только вот чего-то в нем недоставало или что-то наоборот было лишним. Прокофьева машинально достала из сумки цифровой фотоаппарат, бывший всегда при ней, и сделала пару снимков. Человек заметил, что его снимают, и направился к Насте. Она успела спрятать фотоаппарат, но в тот же миг оказалось в его цепких руках.

— Вы что? Отпустите меня! Вы не имеете права! Куда вы меня тащите? Отпустите же меня, — визжала Прокофьева.

Человек, ухвативший Настю чуть выше локтя жесткой рукой, тащил ее по направлению к машине.

— Что вы делаете? — крикнула журналистка, но получила такой сильный удар по голове в височной области, что тотчас потеряла сознание. Она и не заметила, как оказалась внутри салона, куда ее просто впихнули, как обессилевшую куклу.

Машина завелась, тронулась с места и через несколько минут оказалась на безлюдной улице. Примерно в это же время Настя очнулась, открыла глаза, потом толкнула дверцу автомобиля и вывалилась из него на проезжую часть как раз на повороте, когда водитель был вынужден притормозить. Удостоверение на имя корреспондента газеты «Камни Петербурга» Прокофьевой Анастасии Григорьевны, вывалившись из кармана пиджака его обладательницы, осталось в салоне злосчастного «уазика».

Настя с трудом поднялась на ноги и поковыляла по направлению к проспекту. Добравшись до автобусной остановки, она вскочила в какой-то автобус и разрыдалась только тогда, когда машина отъехала на изрядное расстояние от места происшествия. Следующая остановка оказалась конечной для маршрута под номером «166». Вечерело.

— Девушка, вам плохо? — услышала она голос водителя.

— Нет, все в порядке, ничего страшного, — вытерла слезы журналистка.

Выйдя из автобуса, она надела темные очки, чтобы не было видно заплаканных глаз и ссадин на лице. Сумка была при ней, фотоаппарат тоже. Прокофьева поймала такси.

— В Купчино, пожалуйста, улица Димитрова. Если можно, быстрей, — сказала Настя таксисту и устало откинулась на спинку заднего сиденья.

«Вот так и началась моя новая жизнь — с расквашенного лица», — подумала Прокофьева и тихонько шмыгнула носом. Ей снова захотелось плакать, теперь уже от жалости к самой себе, такой одинокой, такой покалеченной.

Русскую водку Настя ненавидела. Убойная вещь. Выпив водки, она тут же выпадала в осадок. Поэтому этот напиток Настя старалась не употреблять. А вот текила — другое дело. Это спиртосодержащее вещество помогало ей снять стресс и поднимало настроение. Вообще-то из спиртных напитков журналистке больше всего понравился лимонный фернет, которым ее когда-то угощали туристы из Чехии, но его в северной столице не продавали. Да и деньги тратить специально на алкоголь Настя не любила, если что-то и покупала, так разве что на случай появления гостей. Не с чертом же ей, в самом деле, пить, как пел когда-то Владимир Высоцкий. Пьянствовать сама с собой Прокофьева однозначно считала верхом деградации.