Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если говорить о плоском юморе, то не могу не привести один анекдот. «Не могу не привести» – хотя бы по той причине, что это первый анекдот, услышанный (если быть правдивым, то – подслушанный) в моей жизни. Было мне тогда что-то около трех лет. Анекдот такой:
Автобусная остановка. Люди ждут автобуса. В очереди – мама с маленьким мальчиком, беременная женщина и толстый мужчина. Мама обращается к беременной:
– Вы кого ждете?
– Девочку, – немного смущаясь, отвечает женщина тоненьким голоском.
Мальчик, недолго думая, спрашивает у пузатого:
– А вы кого ждете?
– Автобус, – басом отвечает толстяк.
Вот такая простенькая история – в том виде, в котором я ее когда-то услышал. Помню, папа мой, человек веселый и необыкновенно жизнерадостный, очень смеялся. Я же, притаившийся возле двери, за которой разговаривали взрослые, пришел в ужас. О том, что дети появляются на свет из живота мамы, я уже знал, но как мог автобус поместиться в пузе у дядьки?! Страшная загадка бытия…
То, что автобус и живот – вещи несовместимые, мне было понятно, а вот о несовместимости слова «автобуса» с другими словами я в ту пору, конечно же, и не подозревал.
Между тем слово «автобус» – действительно несовместимое… ни с чем! Этот факт открылся мне два-три года спустя, когда я прочитал книгу Льва Васильевича Успенского (1900–1978) «Слово о словах» (1954)16 – она вышла первым изданием в «Детгизе» незадолго до моего с ней знакомства. Вот, кстати, обложка той незабываемой книги:
Итак —
автобус…
Я могла бы часть пути проехать на автобусе, но эти чертовы штуки никогда не приходят, кроме тех, что идут не в ту сторону.
…в то же мгновение блеснули какие-то стекла, тревожно промычала груша, затряслась земля, и большой белый автобус, еле удержавшись на колесах, резко осадил на средине мостовой. Одновременно с этим раздались два крика.
– Идиот! Автобуса не видит! – визжал Паниковский, выскочив из-под колеса и грозя провожатому сорванными с носа очками.
– Он не слепой! – удивленно вскричал Корейко. – Ворюга!
Конечно, Лев Васильевич Успенский прекрасно разоблачил слово «автобус» в своей книге, но я все-таки не буду цитировать этого замечательного писателя и великолепного филолога, а расскажу об «автобусе» по-своему. К тому же история слова «автобус» началась с шутки, и это вполне оправдывает то, что оно идет сразу после слова «юмор», и уж тем более объясняет попадание его в раздел под названием «Смешные слова».
Для того чтобы во всем разобраться, нам придется отправиться в историю – нырнуть в 1823 год и оказаться во французском городе Нанте, лучше всего на улице Жана-Жака Руссо.
Давайте фамилию Руссó (Rousseau) мы тоже не пропустим. Ничего «русского» в ней нет. Rousseau означает всего-навсего «рыжеволосый человек» и восходит к старофранцузскому «руссé» (rousset), «красный», «рыжий» (если речь идет о цвете волос), а «руссé» пришло прямиком из латыни, где «руссус» (russus) как раз и означает: «красный, рыжий, рыжеволосый».
Там мы увидели бы примечательный экипаж – большой фургон, запряженный парой лошадей, а в фургоне – пассажиров, передвигающихся по месту назначения. В пассажирах все дело и было: этот экипаж представлял собой первый общественный транспорт, появившийся на улицах Нанта.
Отметим: первый в Нанте, но не первый в истории. Пионером в области общественного транспорта был знаменитый французский математик, физик, литератор и философ Блез Паскаль. Этот великий человек еще в 1662 году изобрел конное средство передвижения, которым могла пользоваться обыкновенная публика, и получил от Людовика XIV привилегию на обустройство в городе Париже пяти (!) «путей» (сейчас сказали бы – «линий»).
Французская фамилия Паскаль – прямое производное от латинского paschalis, означающего «пасхальный».
Ну хорошо, Паскаль, конные экипажи, Нант, но при чем здесь «автобус»? Подождем – каждой шутке свое время.
Первую конную линию в Нанте организовал предприимчивый молодой человек по имени Этьен Бюро, внук богатого судовладельца. Как-то проезжал он с дедом (разумеется, в карете; см.: карета) по улице, где находилась контора судоходной компании, – по той самой улице Жана-Жака Руссо, – и вдруг пришло ему в голову, что можно было бы приспособить большой конный экипаж для перевозки служащих из главного здания компании, располагавшегося в центре города, в район Салорж – тот находился на берегу Луары, и там размещались складские помещения, а также очень важное для компании учреждение – таможня. Этьен поделился мыслью с дедом, тот идею одобрил и даже профинансировал проект – так в Нанте и появился конный общественный транспорт.
Станцию решено было соорудить неподалеку от конторы – на площади Винный порт (сейчас она называется площадью Коммерции). Вот тут-то и начинается самое интересное. Помните, я обещал шутку? Сейчас, сейчас…
На этой же площади находилось заведение еще одного предприимчивого человека – шляпника по фамилии Омнéс (Omnès). Шляпник, наверное, был мастером своего дела, но одновременно он был и мастером каламбура (шутливой игры слов). Омнéс выбросил из написания своей бретонской фамилии диакритический значок17, именуемый «гравис» (французы называют его «аксан грав», accent grave), – получилось не Omnès, а Omnes, – после чего добавил слово Omnibus. Вышло: Omnes Omnibus – латинское выражение, буквально обозначающее «Всё – всем» (или – вспомним про игру слов – «Омнéс – всем»). Прекрасный рекламный девиз! В ту пору многие знали латинский язык (его просто полагалось знать грамотным людям!), поэтому смысл выражения был предельно ясен: в лавке господина Омнéса найдется ВСЁ ДЛЯ ВСЕХ. Эти слова были обозначены над входом в заведение (а может, вывешены в окнах-витринах), и любой, кто шествовал мимо, не мог их не заметить, а заметив – обязательно заходил. Полагаю, торговля у господина Омнéса шла на всех парах.