Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А новая одежда очень быстро начинала терять свои пуговки. И тогда наступал торжественный момент: на стол высыпалась вся банка с пуговками и искалась пуговка нужного размера и цвета. Точно такая находилась редко, поэтому пришивалась похожая. Обычное дело – встретить человека с разными пуговицами на пальто, куртке или рубашке.
Но банка с пуговицами носила ещё очень важную функцию: все без исключения дети с ней играли. И играли часами! Это было похлеще чем ваши компьютерные игры. Пуговки можно было рассматривать, перебирать, складывать, раскладывать по темам, по цвету, по объёму, по величине, в ряд, поперек и разными фигурами. Я тоже играла со своей домашней банкой, плюс: с двумя банками у бабы Паши. Что ты ребёнка от такой затеи и не оторвать! Ну, если только в животе от голода заурчит.
Однажды в домашнюю банку с пуговками плюхнулись два необычных предмета: квадратные украшения с голубыми камнями, с жёлтыми палочками и перекладинками у основания. Мама сказала, что эти золотые запонки отцу подарили на работе за хороший труд, и объяснила для чего они нужны и как их носят.
– Папа, иди примерь запонки!
– Да у меня и рубахи такой нет, всё что в шкафу – на пуговках.
– Давай купим.
– Ага, иди поищи их по мгачинским магазинам, побегай.
– Ничего мы искать не будем, – вмешалась мама. – Нашему Ивашке некуда наряжаться. Пусть эти запонки будут нашей семейной реликвией.
Я долго не могла понять что такое «семейная реликвия» и почему она должна храниться в банке с пуговками, а не рядом с мамкиными серьгами и кольцами.
– Да потому что! – раздраженно отмахнулась мать. – Я почти всё своё золото уже растеряла. Если ещё и его вонючие запонки потеряю. Ну его нафиг, твоего отца!
– А если я потеряю?
– Теряй, он тебе ни слова не скажет.
– А тебе?
– Меня сожрет. Сама не знаешь что ли?
– Знаю, – вздохнула я и ушла играть с золотыми запонками.
А через несколько лет они перестали быть семейной реликвией и потерялись. Никто о них и не вспомнил. Одна я помню: хорошие были запонки, с аквамарином!
Электростанция
Во Мгачах своя электростанция: большая, пятиярусная, шумная, со шлюзом, плотиной и водой, которая засасывает. Говорят, там утонуло не меньше двух десятков человек. А в топку станции кидают… нет, не утопленников, а жирный мгачинский уголь. Из её большущей трубы валит черный дым, оседающий на близлежащие дома. А близлежащих домов всего два – Зубковых и Бураковых. Поэтому пыль в наших домах чёрная и маслянистая. На тротуарах слой чёрного пепла, а если раззявить взгляд, то в глаз тут же залетает крохотный угольный кусочек. Одно радует – огород удобряется. Ну, так мамка говорила. А вообще, вопрос спорный. И спорить, сидя за столом со своими друзьями Каргаполовыми и Бургановыми можно долго.
А Толик Каргаполов не спорит, он говорит мне:
– Инчик, пойдем на станцию!
– Надоел, мы там уже всё-всё-всё облазили.
– Ну пойдём, там всё равно интересно.
Нехотя плетусь за женихом. Внутри станции работает совсем мало людей, поэтому по её мрачным залам можно лазить безнаказанно. Можно и снаружи по ярусам взбираться, и на угольной ленте поошиваться, а также пощупать руками горы сажи, и попереться отмывать их под уличными фонтанами, которые предназначены для выброса лишней воды из системы. А за фонтанчиками огороженная бетоном речная запруда и шлюз. Ниже и выше шлюза течёт река с красноперкой, а на берегу страшно гудят электрические генераторы. Толик тянет меня именно к запруде, где регулярно тонут люди. На дворе весна, скользко. Я поскальзываюсь и падаю в воду. Минуту-другую держусь за бетонный бордюр. И вправду засасывает! Кричу:
– Толик, спасай!
Он прибегает и на последней секунде меня вытаскивает. Плетусь домой в мокром пальто, вся в опилках. Толик следом. Ну вот, опять мы нарушили покой и умиротворение посиделок мамы Вали и тёти Нины.
Что было дальше? Мать отмывала меня в железной ванне, шлепала и рыдала. Тётя Нина носилась по двору с хворостиной в поисках сына Анатолия.
Первый борщ
Мама Валя и тётя Нина ушли в кино, отцы на работу, а я и Толик остались у нас дома. Игрушки надоели, рисовать наскучило, и мы решили что-нибудь приготовить. Выбор пал на борщ. Толян следил за печкой, но следил не очень умело, поэтому борщ закипал долго. Но всё-таки мы его сварили.
В общем, когда мамки вернулись из Дома Культуры, они застали хату Зубковых в очень культурном состоянии: у печи весь пол в угле и дровах, кухня усыпана капустой, свеклой и морковкой, но по большей части капустой, а на печи малюсенькая кастрюля вегетарианского борща (мы просто не смогли отрезать от замороженного мяса кусочек нужного размера). И два гордых пострелёнка предлагают родительницам кушать! Зрелище, конечно, еще то, но по большей части удручающее. И почему мы не приметили бардак, даже когда уже закончили свои поварские дела – не знаю. Но пока тётя Валя и тётя Нина ни ткнули нас в него носом, мы его в упор не замечали.
– Вкусный борщ? – спросили мы неуверенно, когда взрослые прибрались и сели ужинать.
– Вкусный, жаль дяди Вани и дяди Коли не было дома, пока вы его варганили.
– Почему?
– А они бы ходили за вами по пятам с вениками да с совками и подметали, подметали, подметали…
И мамки дружно захохотали, представив себе такую картину. Вот ведь бабьё! Им над мужьями посмеяться намно-о-го интереснее, чем отпрыскам наподдать.
А снег всё валя и валя
Мы с отцом сидим в хате за столом и едим с пылу с жару чебуреки, которые готовит мать. Хорошо, но скучно. Во дворе идёт снег. Батя выставился в окно и запел:
– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…
Маме Вале это шибко не нравится, она раздраженно грозит мужу ложкой.
Я пытаюсь что-то понять, но понимаю, что ничего не понимаю:
– Как так, снег – Валя?
Но тятенька уже совсем завелся:
– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…
– Это значит, что он нажрался, и ему уже пора валить из-за стола, – объясняет мать.
Иван подмигивает и заводит шарманку снова:
– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…
Внимательно смотрю на раскрасневшиеся щеки отца, то есть мужа мамы Вали, и до меня, наконец, доходит:
– Да любит он тебя! Вон как заигрывает.
Мамка вспыхивает, как спичка:
– Ещё чего! Нажрался просто.
Иван