Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока шел это разговор, зрение у Камышова улучшилось, и он смог разглядеть женщину и мужчину, которых узнал по голосам. Они часто переговаривались над ним.
– Кто вы? – спросил Роман и в недоумении замолчал, не узнав собственного голоса. Он был абсолютно чужим.
Повисла короткая пауза, и в следующий миг приборчик перевел фразу. Это сильно удивило Камышова, о таком он читал только в научно-популярных журналах, которые однажды нашел в одном из проверяемых домов во время зачистки и взял почитать на досуге. Впрочем, солдаты нашли им более утилитарное применение – бумаги никогда не хватало.
А то, что это именно автопереводчик, а не диктофон или еще что-то в этом роде, он убедился, когда с такой же заминкой пришел ответ женщины:
– Врачи. Это директор Чалино Ришман, а я доктор Амели Стоун…
– Ясень пень, что врачи, – уже раздраженно сказал Камышов. – Я спрашиваю, кто вы такие?
– Мы не понимаем вас… – беспомощно развел руками директор. – Если можете, конкретизируйте свой вопрос. Видимо, базы данных нашего прибора не хватает…
– Черт… Как же им?… Кто вы такие? Кто вы по национальности? На кого работаете? «Красный крест»? Или вы торговцы органами?! Куда я вообще попал?!
– Пожалуйста, успокойтесь, вам вредно нервничать. Мы постараемся ответить на все ваши вопросы, но чуть позже.
– Ладно. Отстегните меня от кровати, если, конечно, я не ваш пленник.
– Вы не наш пленник.
– А чей?
– Вы вообще не пленник.
– Хорошо, тогда отстегивайте.
Амели приблизилась, чтобы выполнить просьбу пациента, тем более, что именно для этого они сюда и пришли. Но ее остановил директор:
– Может, не стоит, посмотрите в каком он эмоциональном возбуждении. Как бы не сделал чего такого, чего делать не следует…
– Вы ведь не сделаете ничего такого? – обратилась Амели к Камышову.
Роман молча перевел взгляд с Ришмана на доктора и отрицательно мотнул головой.
– Не сделаю… для этого я слишком слаб. За свою жизнь можете не беспокоиться… впрочем, как и за свою честь.
Камышов хмыкнул, увидев, как покраснела докторша и нахмурился директор. Но трепыхаться действительно не имело смысла, и не только потому, что он действительно слаб, но и оттого, что все выглядело совершенно непонятным, а преждевременными действиями можно только навредить не только себе, но и его людям, если, конечно, хоть кто-нибудь выжил, кроме него самого.
– Поверим вам на слово… – сказала Амели и отстегнула первый ремень. После чего трансформировала кушетку в некоторое подобие кресла. – Только не снимайте датчики и не вытаскивайте иглу из руки, там лекарство…
– Очень кстати, так гораздо удобнее, а то я вряд ли смогу удержаться на ногах, – сказал Роман. – Это все очень странно, такая слабость во всем теле, будто я пролежал без движения целую вечность, а такого быть не должно.
Директор с доктором переглянулись, что не укрылось от Камышова, который стал быстро терять силы и начал широко зевать. Долгий разговор сильно утомил его.
– Вам лучше отдохнуть.
– Тут вы сто раз правы…
Прежние посетители пришли на следующий день. Перед этим медсестра сняла с него почти все датчики и вынула иглу, сказав, что вечером придется ее вернуть на место. Камышов не особенно и возражал.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально, Амели.
– Доктор Стоун, – тут же поправил Камышова директор Ришман, возмущенный таким откровенным панибратством.
– Пусть так… – согласился Роман.
– Вы, кажется, хотели получить ответы на свои вопросы? – напомнила доктор, проверив все показания медицинских приборов. – Мы можем дать вам ответы на некоторые из них.
– Отлично. Первый: где я?
– В Орланде.
– Хм-м… – Роман пытался вспомнить, где это, и, наконец, сдавшись, переспросил: – Где это? Что-то говорит мне, якобы это довольно далеко от моей родины, да и язык ваш мне не знаком. Еще эти хреновины…
Роман показал на автопереводчики.
– Насколько нам удалось разобраться, Орланд находится на территории, которую вы называли Австралией.
Роман недоверчиво уставился на посетителей.
– Это что, шутка, да?
– Нет…
– Охренеть, я в самой что ни на есть Австралии! И что же я тут делаю… Называли? – опомнился Камышов. – Я не ослышался?
– Нет.
– А как же Австралию называют сейчас? – осторожно спросил Роман, еще сильнее подозревая, что его разыгрывают, а, по его мнению, это не очень кстати при его состоянии.
– Округ Келлендж, – просветил Камышова директор Ришман.
– Стоп, тут что-то не так. Из целого государства, расположенного на целом материке, получился какой-то долбаный округ?! Это шутка, да?!
– Нет, дело в том, что… – попыталась объяснить Амели.
– А как же вы сейчас называете Россию?!
– На месте этого государства сейчас расположены три округа. Немал…
– Не важно, как они называются, – слабо махнул рукой Роман.
Камышов замолчал, приходя в себя. Последняя информация буквально опустошила его, он ощутил даже физическую слабость, словно каждая клетка в его организме налилась свинцом. Такого он не мог себе представить даже в самом страшном сне.
– А теперь самый главный вопрос: сколько я спа… был мер… – никак не мог подобрать нужное слово Роман, – отсутствовал, одним словом?
Камышов не дождался ответа и, перебив директора Ришмана, попытался ответить сам:
– Наверное, я впал в кому и провел в ней несколько десятилетий. Мне, наверное, сейчас лет семьдесят, восемьдесят, это объясняет слабость, атрофию мышц и все такое… Я прав? За несколько десятилетий многое могло случиться… государства распадались, объединялись, превращаясь в округа. Ведь так? – с надеждой спрашивал Роман Камышов.
– Две тысячи лет, – после некоторого молчания сказал директор Ришман. – Вы отсутствовали две тысячи лет.
– Мать твою, туды-растуды… не может быть… этого просто не может быть!!!
– Может, не нужно было так сразу? – осуждающе спросила Амели, когда они вышли из палаты. Их пациент отключился после последней фразы, заставив ученых испытать легкий шок, автопереводчик перевел все, ничего не утаивая и не смягчая. – Как-нибудь помягче бы.
– Извини. Пожалуй, действительно не очень хорошо получилось. В следующий раз буду более осмотрительным.
– Ладно. Сказанного не вернуть. Да и как тут помягче было выразиться?… – согласилась Амели.
Прошло еще несколько дней. Питающие растворы кололи реже, стали давать жидкую пищу, как нормальному человеку.