Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«После одного заседания глав правительств Г. Трумэн сообщил И.В. Сталину о наличии у США бомбы необычайно большой силы, не назвав ее атомной… В момент этой информации, как писали за рубежом, У. Черчилль впился глазами в лицо И.В. Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств, сделав вид, будто ничего не нашел в словах Г. Трумэна. Черчилль, как и многие другие англо-американские деятели, потом утверждал, что, вероятно, И.В. Сталин не понял сделанного ему сообщения.
На самом деле, вернувшись с заседания, И.В. Сталин рассказал В.М. Молотову о состоявшемся разговоре с Г. Трумэном. В.М. Молотов тут же сказал: “Цену себе набивают”. И.В. Сталин рассмеялся: “Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы”».
Руководитель нашей страны знал об атомной бомбе американцев больше, чем президент Штатов и все его окружение. Генерал Гровс, отвечающий за сохранение секретов ее создания, возвел такую «стену секретности» в местах ее разработки и изготовления, через которую ни одна разведка не смогла проникнуть, кроме… советской. Точнее, советских разведчиков и их агентов-информаторов.
И искушенный в политических играх новый американский президент на этот раз сильно заблуждался. Еще в декабре 1942 года в Чикаго выдающийся итальянский физик Энрико Ферми, бежавший от диктатуры Муссолини, осуществил пуск первого в мире ядерного реактора. И об этом факте сообщил советскому резиденту в Сан-Франциско внедренный в «группу Ферми» источник информации условной фразой: «Итальянский мореплаватель достиг Нового Света».
Именно эта информация лежала в основе спокойного восприятия Сталиным заявления Трумэна о взрыве первой атомной бомбы. Ибо к моменту этого разговора в Союзе уже три года наши ученые и разведчики работали над созданием отечественной атомной бомбы.
Справка. Появление ядерного реактора существенно продвинуло работу в Штатах, а значит, и… в Союзе; в Германии же, как сообщала разведка, такой реактор не смогли построить в связи с принципиально неверным путем в его конструировании.
И еще о «реакторе Ферми», который на основе данных разведки так и называется у наших ученых: в 1996 году, в дни присвоения нашим разведчикам-атомщикам звания Героя России, один из них — Владимир Барковский — на торжествах в Академии внешней разведки вручил автору этой книги кусочек графитовой оболочки из отечественного реактора. И теперь в Кабинете истории разведки на стенде, посвященном Героям России — атомщикам, кусочек оболочки реактора напоминает о том, что его передал в музей один из них — Владимир Борисович Барковский).
* * *
…В преддверии встречи «Большой тройки» в Потсдаме на столе у Сталина лежала докладная, подготовленная для Берии Леонидом Квасниковым и Павлом Фитиным (февраль 1945 года):
«НКГБ представляет информацию, полученную агентурным путем, о ходе работ по созданию атомной бомбы большой разрушительной силы… Предполагается, что для изготовления такой бомбы потребуется минимум один год и максимум пять лет. Что касается бомб несколько меньшей мощности, то сообщается, что уже через несколько недель можно ожидать изготовление одной или двух бомб… Первый опытный “боевой” взрыв ожидается через 2–3 месяца».
Бомба была взорвана 16 июля 1945 года. И советское правительство приняло решение об ускорении создания собственного ядерного оружия. Ибо после трагедии Хиросимы и Нагасаки стало понятным, что это оружие не только является самым разрушительным в истории человечества, но что оно будет определять основу для развития послевоенных международных отношений.
Три «гениальных» пророчества
Итак, война была позади… Позади остались заблуждения Гитлера по поводу возможности создания «оружия возмездия» и… (первое пророчество). А ведь в 40-м году нацистские ученые-физики заполучили в оккупированной Бельгии половину мирового запаса урана. Другой половиной располагали Штаты…
Появление этой половины в гитлеровской Германии стало веским поводом для серьезной тревоги в среде тех, кто, пусть даже гипотетически, рассматривал возможность создания мощнейшего взрывчатого вещества на основе спонтанного деления урана. Об этом еще в восьмидесятые годы девятнадцатого века высказывал предположение будущий президент советской Академии наук Владимир Иванович Вернадский (второе пророчество).
Тревога в Британии переросла в руководство к началу исследовательских работ в области военного атома (третье пророчество). Вспоминает промышленный куратор попытки создания немецкого атомного оружия Альберт Шпеер, будущий министр экономики воюющей на Восточном фронте Германии:
«Гитлер иногда говорил мне о возможности создания атомной бомбы, но было совершенно очевидно, что эта идея выходит за пределы его умственных способностей. Он не мог также осознать революционный характер ядерной физики.
Из 2200 зарегистрированных тем, по которым я совещался с Гитлером, вопрос о ядерном делении затрагивался один раз, но и тогда рассматривался очень коротко. Гитлер иногда высказывал свои соображения о его перспективе, но то, что я сообщал ему о своих встречах с физиками, только укреплял его во мнении о том, что большой пользы от этой работы нет.
…Гитлера явно не радовала возможность того, что находящаяся под его господством земля может быть превращена в раскаленную звезду. Иногда, правда, он шутил, что ученые в своем неистовом стремлении раскрыть все тайны подлунного мира могут в один прекрасный день сжечь земной шар. Но прежде, чем это произойдет, говорил Гитлер, несомненно, пройдет немало времени и он, конечно, до этого не доживет».
Казалось бы, именно субъективная причина в связи с неверием фюрера в идею атомного оружия положила конец нацистским работам над атомом. Но…
Была и объективная реальность, созданная советской стороной: поражение технической мощи Германии в битве за Сталинград. Именно эта военно-стратегическая реальность привела к тому факту, что Гитлер запретил работы по созданию собственного атомного оружия — столь велики были потери вермахта в этом сражении. А «лишних средств», сообщала наша разведка, для появления «эфемерного оружия возмездия» в Третьем рейхе не было.
Гитлер