в переулке.

Аккуратно зачеркнув белые буквы

плотной черной полосой, он заключил ее в легкое красное облако

курсива.

ОТРЕЗАТЬ ЗДЕСЬ. Когда они садились обратно в машину, он молчал.

Потом они поехали к тоннелю,

за которым был выезд на автостраду. Гериону стало скучно, он сказал, что не видит,

где еще можно что-то нарисовать,

достал фотоаппарат и пошел на шум автомобилей. Наверху, на эстакаде,

ночь была распахнута настежь

и гнала вперед фары как море. Он встал против ветра и позволил ему снять с себя

шелуху.

Тем временем в тоннеле Геракл закончил наносить на стены семь своих личных заповедей,

в столбик, черным и красным, поверх выцветшего

трафаретного ОСТАВЬТЕ СТЕНЫ В ПОКОЕ, он стоял на одном колене и очищал

кисть о край жестяной банки.

Он не посмотрел на Гериона, но сказал, Осталось немного краски – еще РАБА ЛЮБВИ? – нет

давай сделаем что-нибудь повеселее.

У тебя всё о несвободе, меня это угнетает.

Герион смотрел на макушку Геракла

и чувствовал, что его пределы возвращаются. Ему нечего сказать. Нечего. Он отметил этот факт

со спокойным удивлением. Однажды,

когда он был маленький, собака съела его мороженое. Остался только пустой рожок

в выразительном красном кулачке.

Геракл встал. Нет? Тогда поехали. На обратном пути они попробовали спеть «Радуйся, мир»,

но слишком устали. Дорога показалась долгой.

XVIII. Она

Когда они вернулись, во всем доме было темно, только на заднем крыльце горел свет.

Геракл пошел посмотреть. Герион решил позвонить домой и побежал наверх.

Можешь позвонить из маминой комнаты

вверх по лестнице и налево, крикнул Геракл ему в след. Но у самой комнаты

он остановился: ночь вдруг стала сплошной.

Кто я? Он уже бывал здесь, на лестнице, в темноте, выставив руки перед собой,

искал выключатель – он попал по нему,

и комната налетела на него как бушующий прибой, неукратимо полный

бутылок из-под женского алкоголя, он увидел комбинацию

упавший журнал расчески присыпку стопку телефонных книжек мисочку с жемчугом

чашку с водой себя

в зеркале жестокого как яркая помада – он снова хлопнул по выключателю.

Он уже бывал здесь, болтался

внутри слова она как побрякушка на ремне. Красные спицы прозвенели под его веками

в черноте.

Спускаясь по лестнице, Герион слышал голос бабушки Геракла.

Она сидела на качелях на крыльце,

положив руки на колени и болтая своими маленькими ножками. Прямоугольник света

падал на крыльцо через открытую дверь кухни

и едва касался ее подола. Геракл лежал на спине на столике для пикника,

скрестив руки на лице.

Бабушка смотрела, как Герион пересекает крыльцо и садится между ними

в шезлонг,

она продолжала говорить – это представление что легкие взорвутся

если ты не выплывешь на поверхность –

легкие не взрываются без кислорода они сминаются я знаю об этом из-за Вирджинии Вульф

которая кстати однажды заговорила со мной на вечеринке не о том конечно

каково это тонуть она об этом еще понятия не имела – я уже рассказывала эту историю?

помню небо за ней было всё фиолетовое она

подошла ко мне и сказала Что это вы здесь одна в этом огромном пустом саду

как кусочек электричества? Электричества?

Может она сказала эклеры и чай правда мы пили джин и время для чая

давно прошло но она была весьма оригинальной женщиной

я думала Господи надеюсь она сказала эклеры и чай тогда я расскажу ей забавную историю

про Буэнос-Айрес эти аргентинцы

обожают чай каждый день в пять часов маленькие чашечки но она уже уплыла маленькие

почти прозрачные чашечки как кости представляешь

в Буэнос-Айресе у меня был маленький песик но я вижу по твоему лицу что уже заговариваюсь.

Герион подскочил. Нет мэм, крикнул он,

шезлонг вытолкнул его из себя. Подарок Фрейда но это уже другая история.

Мэм?

Он утонул не Фрейд песик и Фрейд пошутил что-то несмешное

про незавершенный перенос не припомню

немецкое выражение зато немецкую погоду я помню отлично.

Какая там была погода мэм?

Холодно и лунно. Вы виделись с Фрейдом ночью? Только летом.

Зазвонил телефон, и Геракл

скатился со стола и побежал отвечать. Июльские тени в лунном свете неподвижно лежали

на траве. Герион смотрел,

как из них сочится присутствие. О чем я говорила? Ах да Фрейд реальность

это паутина любил говорить Фрейд –

Мэм? Да. Можно вас кое о чем спросить? Конечно. Я хотел бы узнать о Лавамене.

А.

Какой он был? Его сильно обожгло. Но он не умер?

Не в тюрьме.

А что было потом? А потом он попал к Барнуму знаешь Цирк Барнума

он ездил по всей Америке заработал много

денег я видела их представление в Мехико когда мне было двенадцать. Интересно было?

Очень даже Фрейд назвал бы это

бессознательной метафизикой но в двенадцать я не была циничной и хорошо провела время.

Что он делал? Он раздавал

кусочки пемзы и показывал где его коснулся жар

я капля золота говорил он

я расплавленная материя я вернулся из центра земли чтобы рассказать вам что там внутри –

Смотрите! он прокалывал большой палец

и выдавливал капли цвета охры которые шипели когда падали на пластину –

Вулканическая кровь! Он утверждал

что температура тела у него всегда 55 градусов и разрешал

потрогать свою кожу за 75 центов

в задней части шатра. И вы потрогали его? Она остановилась. Скажем так –

тут из дома выскочил Геракл.

Это твоя мама. Она уже закончила кричать на меня и теперь хочет поговорить с тобой.

XIX. От архаического к быстрому себе

Реальность – это звучание, нужно настроиться на него, а не кричать.

Резко очнувшись от громкого, дикого сна, который тут же улетучился, он лежал и прислушивался

к великолепным, едва слышным лощинам Аида,

где усердные рассветные обезьяны ласкались и гоняли друг друга

вверх и