по Оке восточнее имения Шиловского… Гонец от старика Вердеревского только что был встречен береговой стражей у Ипатских ворот, обычно затворяющихся наглухо последними, поскольку располагались в самом отдалении от западной стороны, откуда приходили все степные нашествия. По его докладу выходило, что ждать совместного подкрепления можно было вскорости, ещё до ночи, позднее – к утру. И Басманов отдал приказ береговой тысяче разместиться укромно и удобно по рязанскому берегу на стругах, дощаниках, ладьях, каюках, учанах, паузках, ушкуях, и готовить всё, пригодное к быстрой переправе ожидаемой подмоги. В случае худшего поворота, если помощь не подойдёт вовремя, всё это хозяйство надлежало затопить под берегами, но с аккуратностью, так, чтобы поднять после.

Федька недоумевал, как так получилось, что вся Рязанщина, о которой столько сказывалось, и батюшкою вспоминалось, обязанная надежным оплотом защиты княжества московского быти, имея в воеводах и помещиках князей, один знатней другого, и вдруг оказалась всем ветрам открытой, плачевно обезлюдевшей и местами обветшавшей, словно брошенный дом без хозяина. У одного князя Воротынского Михаила Ивановича земли неподалёку были обширнее, чем вся Литва. А войска при полном вооружении он мог выставить поболее Государева полка! И хоть не быстр в решениях на поле был князь, равных ему в делах затяжных осадных не было, так говорил не раз отец, вспоминая их походы на Казань. Ни Данилы Адашева, при столичном войске состоявшего, ни Ивана Шереметьева, от нарвских ран последних так и не оправившегося, не было рядом. Никого из прежних «казанских» героев, с кем бы не страшились они в совете любую, кажется, военную напасть одолевать… Не утерпев, нахватавшись всюду бедственных толков и взаимоукоряющих боярских шипений близ Приказного двора, Федька спросил о Воротынском. И озадачился резкому останавливающему молчаливому взгляду воеводы из-под сдвинутых бровей. Ничего не объясняя, Алексей Данилович отвечал погодя, что и сами, с Божьей помощью, справимся, и тут же придумал Федьке новое задание – собрать ямских быстроногих и выносливых подмастерьев, из отроков смышлёных, расторопных и непугливых, чтоб рассеялись по всему очертанию стен в городе, и меж каждым было бы не больше полуполёта стрелы14 бегу. Пусть, как начнётся ближний бой, под стенами и окрест подбирают вражьи стрелы и всякое годное оружие и доспех, в корзины и волокуши складывают, а негодные мигом тащат до ближайшей кузни и отлаженное обратно на посты возвращают. Надо ли упоминать, что приказание это принято было ватагой ребят, против имени каждого из которых в Записной книге только по малолетству не было сказано «к службе годен», с восторгом, и желающих отыскалось вдосталь. Горды они были тем более, что всех их переписал староста в особую ведомость. Вот бы Петьку сюда, мелькнуло в мыслях, небось обомлел бы от счастья от такого игрища… Матери снова принимались плакать, ругали чертей-нехристей, и неслушников своих, не смея корить «батюшку боярина», а старики и старухи крестили его вслед, и кланялись.

Федька понял, что тронул нечто неприятное, заговорив о Воротынском сейчас. Но расспрашивать не было времени, и вид отца не дозволил ему этого. Был бы он на князя в какой-то обиде, то выбранился бы немедля, как обычно случалось. Видно, дело тут в другом… Страшное слово "опала" само влезло в ум, но причину такого наказания доселе верному и себя не щадящему «слуге государеву», родственнику его по крови Рюрика, невозможно было вообразить. Опять же, не стал бы молчать с ним отец, сокрушался бы если и не по товарищу многих боевых лет ( а с некоторых пор Федька начал подозревать, что ни с кем, пожалуй, воевода по-настоящему и не водил приятельства, кроме Захарова отца), то по извечной неправедности опалы по навету… Добро бы ещё был Воротынский дружен с беглым князем Курбским, годом ранее бывшим тут в Рязани на воеводстве, и по себе оставившим вверенную округу, как оказалось, в ненадлежащем виде, и подлейшее деяние которого не пересказывал теперь на свой лад и по своему понятию только ленивый, тогда б ещё можно понять. Когда бежит к кому попало мелкота боярская, оно хоть и досадно, но важности не имеет особой, и даже пользы больше оттого, что их наделы и людишки соединяются под кем-то здесь покрупнее и посильнее. А вот если царёвы ближние, аж из окольничих15 -… Боярские суды о внезапном для всех поступке князя были двояки, и немалое число их тут же последовало «мудрому и смелому» примеру его, предпочитая не дожидаться от царя Грозного неизбежных притеснений, обещанных отменами их вековых законных полноправий, сдавая вместе с казной и животом своим все сведения об землях московских, им кое-как ведомые, и не только Литве и Сигизмунду, но даже и хану Крымскому. Выложив королю истинное положение русской оборонной способности, изменник дал повод давним недругам Московии объединиться на время в надежде свалить всю Русь, предав все прежние обещания мира, и выступив войной одновременно и с севера, и с юга, и, что всего коварней, изнутри… Курбского Басманов клял особенно тяжкими оборотами. Как было Федьке из них понятно, ножом в спину, а на деле – в самое сердце пришлась государю Иоанну Васильевичу измена того, кого почитал вернейшим, с кем рядом ровесником возмужал, кому доверял вместе с войском судьбу царствования. Это из-за него так затянулись безуспешные трудные переговоры с княжеством Литовским, и Алексей Данилович, лично в них участвовавший, вернулся оттуда домой на полгода позже ожидаемого и в безмерной усталости. Тогда же государь и отпустил Басманова отдохнуть в рязанские владения после похода на Полоцк и переговорной миссии… Ломать голову Федька пока не стал, а вскоре и вовсе забыл обо всём, охваченный отчаянной задумкой насчёт Одоевского. А когда, вместо чтобы вытолкать его взашей, наместник повёлся на ложь о гонце (который был послан, да только ещё позавчера, и без единого слова о благодеяниях боярина, разумеется!), Федька почуял за собой не два крыла, а, по крайности, четыре. А после скорого банного омовения ( никогда не знаешь в таком ожидании, какой час твой станет последним, говорил воевода в мовных сенях всё ещё полусонному Федьке, облачающемуся во всё чистое), очень ранним утром, за трапезой, он всё ожидал от воеводы расспросов, собираясь поведать всю правду, и отчего-то уже не так радуясь, смутно чуя неодобрение, а то и нахлобучку. Но их объяснение прервало появление разведчиков.

И доспех, и оружие, и всё до мелочи, что под рукой всегда быть обязано, давно выверено, приготовлено, не единожды примерено, так что на сборы, да с подмогой мальчишки – стремянного, по случаю тревоги надобилось