прикрыл глаза. Завтрак с газетой отошли на второй план. Сейчас он хотел съесть лишь одно блюдо. То, которое так неосмотрительно пришло в его объятья само.

На скатерть грохнулись тарелки с жидкой кашей. Следом из пустоты вывалились ложки. Василиса вздрогнула и остановилась. Сошла с колен жениха. Села за стол и стала вспоминать методы изгнания из дома охамевшего духа. По всему выходило, что проще съехать самому. Опустила голову, обдумывая эту мысль, и увидела в своей тарелке:

— Волос!

— Ты чего ругаешься? – Велимир поднял на нее слегка поплывший взгляд.

— Да нет же. В моей тарелке зеленый волос кикиморы! — Василиса почувствовала, как остатки хорошего настроения улетают в дымовую трубу.

Велимир же решил проблему кардинально. Просто взял и поменял тарелки. Поддел краем ложки волос и выгрузил его на салфетку.

— Я думал, служба в госпитале тебя отучила от брезгливости, — насмешливо произнес он и принялся работать ложной.

— Ты б осторожней был, — Василиса подняла очки вверх и подозрительно покосилась на тарелку. — Может, она плюнула туда, слюна кикимор вообще-то ядовита. Вызывает головокружение, а в сочетании с алкоголем дезориентацию.

— Знаю. Ешь, душа моя, — Велимир изобразил вздох, — у меня каша точно без добавок. Слушай, — маг огляделся по сторонам так, словно увидел свое холостяцкое жилище впервые. — Может, ты подыщешь нам более подходящий дом? Думаю, пять гривен в месяц на съем жилья мы можем себе позволить. Займешься сегодня? Объявления есть в газете.

— Хорошо, — Василиса, не смевшая надеяться на столь скорое разрешение вопроса, немного растерялась. — А в госпиталь?

— Ну что госпиталь? Все равно главный врач я. Оформлю, раз уж это для тебя так важно.

— Спасибо, — Василиса послала в ответ благодарную улыбку.

— А вечером на праздник пойдем. На центральной улице торговый дом Смогичей подключает электрофонари. — Велимир неодобрительно дернул щекой. — Будто мало в мире напряжения, чтобы его дополнительно по проводам пускать.

— Ты против электричества? — Она и сама не знала, зачем спросила это.

— Конечно. Смогичи играют с силами природы, понять которые до конца не способны. Рано или поздно это обернется против них. В Китеж-граде не просто так до сих пор магические фонари горят, а на нас вот экспериментируют…

— Но магический эфир истощается. Ученые уже не первый год бьют тревогу.

— Все верно, душа моя. Но это говорит лишь о том, что пришло время меняться нам самим, а мы, как заведенные, продолжаем менять этот мир.

Велимир ушел, и на Василису обрушились разом все домашние хлопоты. Первым делом она вывесила на заднем дворе завеску. С той все еще бежала вода, от чего хотелось выть самым натуральным образом. Сегодня они пойдут гулять, и Велимир вполне мог повести ее к дубу или реке и произнести клятвы. Так как он маг, им даже свидетели не нужны. Только его слово и ее согласие.

— Зараза! — Василиса попыталась руками отжать передник, но тот словно только этого и ждал. Надулся весь, расширился и выплеснулся на нее водопадом. Пришлось переодеваться, в который раз удивляясь подарку Смогича. Волосы так и остались сухими.

Потом она связывалась с арендаторами домов, пока ее серебряное блюдце не раскалилось добела. Разбиралась с кухней, отбирала вещи для прачки. Опомнилась, когда солнце стало бить в западные окна. Поставила в печь курник, горшок с рассольником и побежала наряжаться. С серыми сумерками пришел Велимир. Потянул носом, крикнул кикимору, велев ей вынуть ужин из печи, и поднялся к Василисе. Та стояла перед зеркалом в короткой, едва прикрывавшей колени поневе, алых чулочках и стеганой душегрее, поверх вышитой белым по-белому блузе. Хороша. Стройна, крепкотела, круглобедра. Не девка, чисто яблоко спелое. Кусай до сока медового.

Велимир подошел со спины, прижался, руки на грудь положил — не девку держит, весь мир.

— Пошли в трактире поедим.

— Так ужин в печи стоит, — Василиса, словно масло сливочное, таяла от нежных ласк.

— Сгорел твой ужин, пошли. Или ну его, праздник, останемся? — Он скользнул вдоль края поневы, нырнул под полотнище, огладил пальцами девичьи бедра. Предлагая, но не настаивая.

— Нет, — Василиса одернула юбку, — нечего в четырех стенах сидеть.

Внизу отчетливо пахло горелым. Боярыня глянула на часы. И сорока минут не прошло, как она ужин поставила. Только-только подойти должен был. Но мысли о сгоревшей еде улетели прочь, стоило взять обувь полную мусора и взглянуть на любимый белый зипун.

— Бесовка патлатая! Ты посмотри, что творит! — в правый угол полетел ботинок. — Ну, ничего, переедем, с голоду помрешь, дурында.

Велимир вздохнул, дошел до печки, взял щетку, ботинок и вернулся к Василисе.

— Надевай зипун, почищу. Зря ты на нее так. Она ж одинокая, несчастная. У нее нет никого, кроме меня.

— У меня тоже нет никого, кроме тебя, — Василиса подставила руки, позволяя Велимиру накинуть одежду на плечи. Теперь после вспышки гнева ее жег стыд.

«Разве так себя ведут царские дочки? Разве они кричат на навий, когда жених усталый со службы пришел? Разве они сжигают ужин в печи?» — Она совершенно не знала, как ведут себя царские дочки. Но была твердо уверена, что абсолютно иначе.

Велимир тем временем закончил с чисткой и предложил руку.

— Пойдем. Красивый накосник, где взяла?

Василиса открыла рот, что б ответить и промолчала. Слишком много пришлось бы рассказать. А портить и так подгоревший вечер не хотелось.

На улице было свежо, пахло йодом и сухой травой. Около соседнего дома дрались из-за мусора чайки.

— Нам в сторону моря наверх, там, на утесе, есть замечательный трактир. И знаешь, я решил, что Фёклу мы заберем с собой.

— Что? Неет. Нечего кикиморе делать в нормальном доме.

— Ну, она хотя бы готовить умеет.

Василису словно толкнули. Она насупилась вся, налилась слезами. Выпрямилась с одной лишь целью: не расплескать их по дороге. Так и дошла до трактира молчаливая и прямая. Там безучастно выбрала ужин. Жевала его, словно опилки, и не могла понять, отчего горчат они.

— Вечер добрый, сударь, сударыня Василиса.

В общем зале словно ярче стало. Василиса подняла глаза на Огана и одарила его теплой улыбкой. Маг дернул уголком рта, но замер на пол пути к ответной улыбке и едва заметно кивнул. Сегодня он был щегольски одет и гладко выбрит. Только вот темные круги под глазами предательски доносили, что