По вечерам Лоис сидела со мной за кухонным столом и говорила обо всем, от погоды до ее мужа, который умер десять лет назад. Она умела слушать. Всякий раз, когда я говорила о Меган, она кивала и соглашалась, что моя дочь была прекрасным, необыкновенным ребенком.

Лоис была очень добра ко мне. Если бы не ее визиты, я, наверное, так и не встала бы в то время с постели и превратилась бы в развалину.

Лоис была замечательной, и я никогда не забуду, как много эта женщина сделала для меня в тот жуткий первый год после смерти Меган. Она помогла мне справиться не только с отчаянием, но и с тем, что мой брак трещал по швам.

В один прекрасный день, через полгода после похорон, я пришла с рынка и увидела около дома машину Майкла, что меня весьма удивило, так как обычно он возвращался домой только поздно вечером.

Переложив пакеты с овощами из одной руки в другую, я открыла входную дверь и с любопытством заглянула в гостиную, а потом и в столовую.

В доме было тихо. Казалось, никого тут нет.

Я пошла на кухню, положила продукты на стол и позвала:

– Майкл, ты дома?

Никакого ответа.

Я подумала, что он, наверное, во дворе. Вышла, но и там мужа не нашла, так что я вернулась внутрь.

– Майкл?

Я быстро поднялась по лестнице, испугавшись, что он заболел или что произошло еще что-нибудь ужасное.

Сердце выскакивало из груди, а живот словно скрутило в тугой узел. В последнее время подобное ощущение вошло для меня в привычку. После смерти Меган я все время испытывала приступы тревоги, всегда опасаясь худшего в любой ситуации…

В нашей спальне было пусто, но дверь комнаты Меган была широко распахнута. Очень странно, ведь Майкл настаивал, чтобы ее спальню не открывали никогда.

Он не хотел входить туда. Не хотел смотреть на вещи дочери или чувствовать ее знакомый запах, что все еще был там. Он не хотел вспоминать.

В глубине души я его понимала, но в то же время и не могла принять этого. Иногда, когда я совсем невыносимо скучала по Меган, я отправлялась в ее комнату и садилась на кровать. Листала книги Меган, проводила рукой по ее плюшевым игрушкам. А потом ложилась и представляла себе, что Меган спит рядом.

Я чувствовала ее присутствие. Дочь могла положить крошечную теплую руку на мою щеку, как делала много раз за свою жизнь, и сказать, что все будет хорошо. «Мне теперь лучше, мамуля», – сказала бы она, я знаю. Такое времяпрепровождение меня утешало.

Майкл не мог этого понять категорически. Считал, что я только причиняю себе боль. Он говорил, что Меган больше нет, а мы должны жить дальше, сосредоточиться на будущем.

Возможно, именно поэтому мне было так тревожно смотреть на распахнутую дверь в комнату дочери. Неужели мой непоколебимый муженек нашел в себе силы не сдерживать чувств и сейчас бьется в истерике на ее кровати? Вдруг он уже залил слезами всю простыню?

Идя по коридору, я мысленно приготовилась к худшему.

* * *

Когда я вошла, Майкл обернулся и с неприязнью взглянул мне прямо в глаза.

– Мне казалось, я велел держать дверь ее комнаты запертой.

Я была сбита с толку его гневом. Просто не ожидала таких слов.

– Прости, наверное, забыла. Что ты делаешь дома так рано?

– Галстук меняю, – сказал Майкл. – Испачкался во время обеда.

Он закрыл дверь шкафа Меган и встал в центре комнаты.

Уперев руки в бока, муж окинул взглядом все свидетельства ее существования – белый туалетный столик, на котором стояла шкатулка с украшениями, плакаты с кроликами на стене и корзину с игрушечными зверятами.

– Нужно все отсюда убрать, – сказал он, не глядя на меня. – Мы можем пожертвовать все игрушки и одежду Меган Армии спасения. Она бы хотела этого. Она всегда была щедрой.

Я беспокойно сглотнула и сделала еще несколько шагов в сторону Майкла.

– Да, она была щедрой. Но я пока не готова расстаться со всеми этими вещами. Мне нравится иногда сюда приходить. Как будто она все еще рядом.

Майкл метнул на меня тяжелый взгляд – один из тех, что заставляют чувствовать себя глупой и слабой.

– Ее больше нет, Софи. И рано или поздно тебе придется это принять.

Во мне вспыхнул гнев.

– Прошло всего-то полгода.

– Да, полгода. Шесть мучительных месяцев. За которые ты не делала ничего, кроме как сидела и плакала. А эта комната превратилась в склеп. Мне уже даже по вечерам домой возвращаться не хочется. Думаю, было бы лучше, если бы кто-то смог прийти и все отсюда забрать. Мебель в том числе.

Пробарабанив все это, Майкл сделал шаг вперед и заговорил более мягким, обнадеживающим тоном:

– Мы могли бы достать тебе новый стол и компьютер. Превратить эту комнату в твой рабочий кабинет. Тебе нужно снова начать писать.

Я нахмурилась.

– Я не могу писать. Только не сейчас. Мне нужно время.

– Но ты не можешь просто замкнуться в собственном горе, Софи. Наоборот, надо постараться забыть о нем, научиться жить. Нам обоим нужно двигаться дальше.

Я покачала головой.

– Нет! Может быть, ты и готов двигаться дальше, а я нет. Я все еще в агонии. Я не могу просто забыть о Меган, сделать вид, что ее никогда не было.

– Я не это имею в виду.

– А что же ты тогда имеешь в виду? – Мой голос почти сорвался на крик.

Майкл перевел взгляд на окно. Повисла долгая мучительная пауза.

– Знаешь что? Забудь, – сказал он, проходя мимо меня к двери. – Мне нужно вернуться на работу. Сегодня скорее всего буду поздно. Почему бы тебе не посмотреть какой-нибудь хороший фильм?

Пока я смотрела ему вслед, казалось, пол ушел у меня из-под ног. Я почувствовала себя в несущейся по волнам утлой лодчонке, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить равновесие, а волны тем временем нещадно бились о борт.

* * *

Позже тем же вечером позвонил папа. Впервые со дня похорон.

После ссоры с Майклом папина отстраненность стала для меня особенно тяжелым ударом. Я начала чувствовать, что разочаровываюсь в мужчинах своей жизни. Муж, похоже, не разделяет ни единого моего порыва, и, откровенно говоря, я его тоже не особо понимаю. Как он может быть готов двигаться дальше? Он что, никогда не любил Меган так сильно, как я? Или это у него просто отрицательный рефлекс? Брось, а то уронишь. Так он, что ли, думал?

– Привет, папа, – ответила я в трубку, садясь за кухонный стол и потирая лоб. – Как дела?

И какого черта тебе надо? Что ты можешь сказать мне теперь, когда всю жизнь я от тебя слышала лишь упреки? Наверное, как и Майкл, ты собираешься сказать, чтобы я заткнулась и взяла себя в руки.