в Ржищеве, Олег записался в Освод, стал наблюдать за правильным ловом рыбы и за катающимися на лодках. Казалось, он только и ждал того, чтоб кто-нибудь упал из лодки в воду, чтобы броситься на помощь и спасти. Плавал Олег, как рыба… Кстати говоря, такой случай представился Олегу двумя годами позже — во время летних каникул у тёти Таси, в Коростышёве, где служил в частях её муж Терентий Кузьмич Данильченко.

Олег любил своих двоюродных сестричек Светлану и Лену и целыми днями пропадал с ними в лесу и на реке.

Река под Коростышёвом быстрая. Несколько километров тянется она среди леса, красивая и живописная, как все наши лесные реки.

Как-то ранним утром Олег скомандовал сестрёнкам:

— Скорее на реку, в лодку! Прокачу, рыбу половим. Живей, живей!

Когда они выгребли на середину реки, Олег попросил Лену сесть на вёсла, чтобы самому приготовить удочки. Девочки расшалились. Переходя к вёслам, Лена споткнулась, вцепилась руками в борт лодки… Секунда — и лодка опрокинулась.

Девочки плавать не умели. Лена ухватилась за лодку, Светлана захлёбывалась, и её уносило течением. Видя, что Лена держится сама, Олег крикнул ей:

— Молодец! Держись крепче!

И сажёнками поплыл к Светлане.

По всем осводовским правилам спасания утопающих он подхватил сестрёнку в воде и поплыл с нею к берегу. Усадил её на песок, нырнул — и за Леной. Тем же порядком доставил на берег и её.

Потом, у костра, прыгая на одной ноге, вытряхивая воду из ушей, Олег сердито выговаривал сестрёнкам:

— У реки живёте — плавать не умеете! Стыдно!

И в течение месяца он научил девочек плавать.

В Коростышёве Олег обучился верховой езде. Терентий Кузьмич Данильченко прекрасно владел оружием и отлично ездил верхом. В его твёрдых руках любая норовистая лошадь становилась послушной и покорно выполняла всё, что требовал наездник. Данильченко подолгу и терпеливо обучал Олега трудному мастерству верховой езды.

Бывало, возьмут верховых лошадей и уедут в поле. Не один раз кубарем слетал Олег с мчавшейся лошади, не раз больно ушибался, но желание и упорство оказывались сильнее боли.

И Олег добился своего. Легко вскакивал на коня, ловко управлял в езде и вскоре приобрёл выправку настоящего наездника, даже ходил с развальцей. Если бы его воля, он, кажется, не слезал бы с коня.

Весна

В Ржищеве у Олега было много товарищей, а самыми близкими из них были Володя Петренко, Ваня Лещинский, Гриша Задорожный, Зина Бонзик и Рада Власенко. Вспоминается мне один из счастливых дней моей жизни.

Это было летом, под вечер. Солнце ещё не зашло, и я решила погулять над Днепром. Не успела я подойти к берегу, как услышала с днепровских просторов звучное пение. Пели хором — так чудесно и с таким вдохновением, что невозможно было не пойти той песне навстречу. Я вбежала на высокий берег…

И мне вдруг почудилось, что по синему вечернему Днепру плывут живые букеты цветов. Это была лодка, полная девушек, одетых в разноцветные украинские костюмы, с развевающимися лентами и венками на головах.

И вдруг из самой гущи этих живых букетов раздался звонкий голос:

— Мама, иди к нам!

Узнать сына было трудно, но вот он замахал мне рукой. На голове у Олега был такой же, как у девочек, венок из живых цветов.

— Садитесь с нами, Елена Николаевна! — стали звать меня и девочки. — Мы — к пристани, пароход встречать. Увидите, как волны будут качать лодку!

Я узнала потом, что Олег, катаясь в своей лодке, повстречал на берегу Раду с её подругами, ученицами шестых и седьмых классов ржищевской школы, и позвал их покататься по Днепру. Девочки охотно согласились, а в благодарность сплели Олегу на голову венок из цветов.

Я вошла в лодку, села рядом с Олегом. Для меня у девочек тоже нашёлся венок.

Торжественно, с пением «Веснянки», они надели его мне на голову, и я уже не отличалась от них и вместе с ними пела хвалу весне…

В Киеве

Ржищев — недалеко от Киева, пароходом часа три езды. Не успеешь наглядеться на днепровские берега, как ты уже в столице Украины — городе, которого нет красивее на свете, с его многолюдным, праздничным Крещатиком, с Владимирской горкой, высоко поднявшейся над рекой, с густыми каштанами и тополями, в тени которых сумрачно и прохладно даже в самые жаркие дни.

В Киев мы с Олегом ездили не раз, ездили в гости к родным и просто так и часто до полной устали бродили по его улицам и паркам, любовались Днепром, знакомились с памятниками старины.

Однажды поехали мы вместе с Феодосией Харитоновной Довгалюк, тётей Рады Власенко, заменившей девочке рано умершую мать. Ребят захватили с собой.

На пароходе Олег и Рада отделились от нас, бегали по палубе, спускались в трюм, смотрели на уходящие берега, оживлённо обменивались впечатлениями и смеялись.

Остановились мы в Киеве в гостинице — не хотелось стеснять родных. Погода была солнечная, жаркая. Прямо с утра пошли в Киево-Печерскую лавру. Долго любовались мы видами города с колокольни, уходившей в небо чуть не на сто метров. Восторги ребят и нам передавались; любо было смотреть на их румяные лица, разгоревшиеся глаза, и ещё краше от того казался Киев, его узенькие сверху улочки, золотые маковки соборов, зелёные купы деревьев. Рада то и дело вскрикивала и ахала, Олег же рядом с ней старался казаться солидней, держался по-мужски и важно бросал полюбившиеся ему слова:

— Мелочи жизни!

Наблюдая эту дружную пару, а в Киеве Олег и Рада не расставались, мы с Феодосией Харитоновной только переглядывались и незаметно улыбались — до чего же захвачены они были своей детской дружбой, до чего же смешны и милы покровительственные нотки Олега, застенчивые взгляды, которые бросала на него Рада.

То и дело ребята покидали нас, бегали по Киеву, а однажды, вернувшись, как-то таинственно перемигивались, и Олег называл Раду сестрёнкой. Но долго они не могли прятать своей тайны. Перебивая друг друга, рассказали, что были в кондитерской и там накупили столько сладостей и так жадно набросились на них, что продавщица жалостливо посмотрела на них и сказала:

— Наверно, брат и сестра только что из провинции, не правда ли?

Ребята, слегка смущённые, согласились, что действительно брат и сестра, но от «провинции» решительно отказались. Доев пирожные, они побежали в гостиницу, очень довольные этим внезапно выявившимся родством. Меня же после Киево-Печерской лавры Олег, любивший придумывать разные клички и прозвища, долго называл «святой