то утро, я не изменила своего решения и ещё раз серьёзно повторила, что ему придётся понести наказание.

Это очень смутило Олега. Он пошёл к бабушке и повёл с ней такой разговор:

— Бабуся, я хочу с тобой поговорить, как партиец с партийцем…

После этого «партийного разговора» бабушка, конечно, взялась хлопотать за внука, но и это не помогло: Олег две недели не ходил в кино.

К концу такого тяжкого для всякого мальчика наказания Олег, вздохнув глубоко, сказал мне:

— Лучше бы уж ты меня ремнём выстегала! Поболело бы немножко и прошло. И я бы сразу в кино пошёл…

За грибами

Каждый приезд на летние каникулы брата Николая бывал для Олега праздником. Дом наш превращался в гудящий улей. Сюда, как на огонёк, тянулись школьные товарищи Олега, и шумные разговоры, споры, игра в шахматы, сборы на рыбалки и в походы не прекращались ни на минуту.

Дядя Коля был уже студентом третьего курса Горного института и, как человек другого, взрослого, мира, вызывал у ребят тайную зависть и открытое обожание, но сам он в глубине души оставался мальчишкой и нередко «откалывал номера» вполне под стать своим младшим друзьям. Именно это особенно располагало к нему ребят.

Однажды, ещё до восхода солнца, собрались у нас друзья Олега, чтобы вместе пойти в лес и встретить в дороге зарю. Все ещё были заспанные и продрогшие от утренней прохлады, но не могли скрыть радостного оживления — пританцовывали и толкались.

Я тоже присоединилась к «честно́й компании», и, когда всё было готово, мы вышли из дому шумной гурьбой, нарушая тишину спящего посёлка.

Шли мы по накатанному, сырому от ночной росы шляху, и по обеим сторонам в предутренней дымке необозримо тянулись уже слегка желтеющие хлебные поля.

Над горизонтом выплыл рубиновый краешек солнца — и это было похоже на чудо. Вдруг разом загорелись травы, по хлебному полю побежали, исчезая, ночные тени, и каждый колосок заискрился алмазной росой, склонившись маленькой гирляндой.

Ребята затихли и даже не глядели друг на друга, словно боялись потревожить торжественное рождение дня. И только спустя несколько минут, когда солнце уже заметно поднялось над горизонтом, стали взволнованно делиться впечатлениями. Но Олег держался в стороне и долго ещё хранил молчание, задумчиво поглядывая в поле.

— Ты чего зажурился? — спросил Николай и положил руку ему на плечо.

И Олег вдруг светло блеснул глазами, пригладил волосы и как-то застенчиво начал декламировать:

Полем идёшь — всё цветы да цветы,

В небо глядишь — с голубой высоты

Солнце смеётся… Ликует природа!

Всюду приволье, покой и свобода;

…Дорого-любо, кормилица-нива,

Видеть, как ты колосишься красиво,

Как ты, янтарным зерном налита,

Гордо стоишь, высока и густа!

— Вот это сочинил! — изумлённо воскликнул кто-то. И вдруг раздался весёлый хохот.

— Смерть невеждам! — вскричал Николай, бросившись разыскивать человека, посмевшего не знать, что это были строки из поэмы Некрасова «Саша», но «невежда» улепётывал со всех ног к лесу.

— В погоню!

И ребята, загоготав, как застоявшиеся кони, шумно бросились наперегонки, а впереди, взбрыкивая ногами, мчался Николай. И долго ещё продолжалась весёлая суматоха, и вспугнутые жаворонки взмывали над степью, серебристым звоном возвещая утреннюю побудку.

И вот мы в лесу. Сразу исчезли куда-то степные ветерки, нас окружила тёплая и мягкая лесная тишина — таинственная и пронизывающая до звона в ушах. Мы стоим, слушая тишину, и кто-то тихо и задумчиво стал читать из Некрасова:

Мне лепетал любимый лес:

Верь, нет милей родных небес!

Нигде не дышится вольней

Родных лугов, родных полей.

Вскоре мы нашли красивую, уютную полянку, я расстелила скатерть на траве и стала готовить завтрак. Аппетит у ребят после прогулки волчий, и мне никого не пришлось упрашивать — только подавай!

После завтрака ребята разбрелись в разные стороны, и только слышно было отовсюду далёкое «ау!».

Домой мы возвращались нагруженные корзинками грибов и огромными букетами лесных цветов.

Отчизна

Общественная работа забирала у Олега много времени и энергии, но не мешала ни учёбе, ни разным увлечениям.

Начиная со второго года, в школе он был старостой класса, потом — редактором школьной газеты.

Уже в пятом классе сын прикрепил к куртке значок «БГТО».

Вот он кропотливо рисует плакат к праздникам. Вот, весь в краске и клее, строит с товарищами модель самоходного танка и «настоящего» самолёта.

На праздничной демонстрации в его руках — школьное знамя.

Вот он с криком и смехом, раскрасневшийся на морозе, лепит с ребятами снежную бабу. Команда — и полетели снежки.

— Атака! Ура!

Любил он послушать, как снег свистит под лыжами, до самозабвения увлекался футболом, вертелся на турнике, не последним был и в волейболе.

И с одинаковым увлечением садился за уроки, бежал в школу.

Трудно было понять: что же больше всего любил мой сын и чем глубже всего увлекался?

Он любил всё: небо, шахматы, Днепр, химию, звёзды, школу, товарищей, географию, родной дом, цветы и футбольный мяч, книги и кино, историю и математику, возню с ребятами и стрельбу в цель, животных, рыб, птиц, лопату и молоток в своих руках…

Любил всё настоящее и интересное, дружное и красивое. Наслаждался учением и трудом, теплом от костра, песней и музыкой.

Он жил свободно, как птица, как сотни тысяч советских ребят.

Я думаю сейчас: когда настал последний час моего сына около зловещего рва, когда измучен он был пытками и ослабел телом, не улыбнулось ли тогда Олегу его счастливое детство? Не легче ли ему было принять пулю убийц и смерть, зная, что никто и никогда не отнимет счастливого детства у советских ребят?

Мой юный читатель! Береги и люби всё, что завоевали для тебя отцы и старшие товарищи в тяжёлых боях своей кровью. Люби свою родную землю и каждую травинку на ней. Береги и дорожи всем — великим и малым: советом старшего товарища и усталыми от труда руками матери и отца, вещами, которыми пользуешься, и особенно дорожи людьми, которые их делают, люби всё, что охватывается большим и красивым словом — Отчизна, люби её больше, чем себя, учись и трудись во славу её, ибо в её славе — твоя слава. Пусть жизнь и борьба Олега и его друзей помогут тебе…

«У реки живёте — плавать не умеете!»

Там же,