Большинство мигрантов из Узбекистана и Киргизии также входят в возрастную группу 20–35 лет, в основном это мужчины. Женщины, по разным источникам, составляют не более 15–30 %.

Сельская молодежь из бедных и неразвитых мусульманских стран родилась или в последние годы перед развалом СССР, или после распада страны, выросла в условиях деградации образования и культуры, в неофеодальном обществе. Для этих людей слова о дружбе народов и гармонии наций в многонациональной державе, о которой так любят говорить чиновники и ученые с советским менталитетом, являются пустым звуком. Социальных достижений СССР они никогда не знали, их детство и юность прошли в совершенно иной культурной и социальной среде. Так же непонятны для них идеи мультикультурализма и толерантности.

Конечно, от мигрантов и не требуется высокий уровень культуры, главное — хорошая профессиональная подготовка, крепкая рабочая квалификация. Ну что ж, обратимся к образовательной и профессиональной подготовке, предлагает Мозжерова.

Образование в странах Средней Азии претерпело за постсоветские два десятилетия значительные изменения, причем не в лучшую сторону. Очень интересные результаты получены в исследовании «Трудовая миграция и продуктивное использование человеческих ресурсов. Кыргызская Республика, 2009 г.», которое было подготовлено в рамках проекта «Стабильное партнерство как средство обеспечения эффективного управления миграцией рабочей силы в Российской Федерации, на Кавказе и в Средней Азии», реализуемого Субрегиональным бюро МОТ при финансовой поддержке Европейского Союза. Выяснилось, что 57,6 % мигрантов имеют среднее или начальное профессиональное образование, 29 % — люди с высшим или средним профессиональным образованием (из них 8,5 % окончили профессионально-техническое училище), и 12 % имеют начальное или неполное среднее образование на уровне девятого класса или даже ниже — на уровне четвертого класса школы. Таким образом, большинство трудящихся-мигрантов, работающих в настоящее время в СНГ, — это низкоквалифицированные работники.

Опрос киргизских работодателей показал, что немногим менее половины опрошенных работодателей в целом удовлетворены качеством рабочей силы, подготавливаемой системой профессионального обучения Кыргызстана.

Такая ситуация объясняется снижающимся качеством образования на всех уровнях (начальное, среднее, профессионально-техническое и высшее) и устаревшими технологиями образования. В связи с этим интересен тот факт, пишет политолог, что работники, не устраивающие собственных работодателей в стране с очень низким уровнем производительной базы, по уверениям наших апологетов трудовой миграции, в России успешно трудятся и на них возлагаются основные надежды по модернизационному рывку. В докладе отмечено, что растет доля мигрантов с минимальными навыками либо вообще не имеющих никаких навыков.

Очень показательно, что для мигрантов в России важнее вопрос безвизового въезда и отсутствия контроля, чем уровень предполагаемого заработка.

В июне 2007 года Государственный комитет по миграции и занятости Кыргызской Республики совместно с Министерством труда Республики Корея подписали Меморандум о взаимопонимании. Данная программа предусматривала, что 5 тысяч кыргызских трудящихся пройдут программу предварительной подготовки (получат информацию о стране, включая вопросы культуры и законодательства, информацию о работе, условиях труда и требованиях работодателя), посетят курсы корейского языка, после чего смогут поехать в Южную Корею для работы в промышленности и сельскохозяйственном секторе. Несмотря на то, что уровень оплаты труда трудовых мигрантов в Южной Корее выше, чем в России, по данным на март 2008 года, в Корею прибыли всего 8 человек.

Парадоксально, что, несмотря на низкий образовательный уровень и отсутствие профессии, мигранты рассматривают Россию как страну, в которой деньги валяются под ногами. Несмотря на устойчивое мнение, что гастарбайтеры готовы трудиться за гроши, зарплатные ожидания у людей, готовящихся мигрировать в поисках работы, существенно выше реальных зарплат, получаемых мигрантами, работающими в настоящее время на рынках СНГ. Так, по данным исследования «Трудовая миграция и продуктивное использование человеческих ресурсов. Кыргызская Республика, 2009 г.», в России отмечен низкий уровень предлагаемой оплаты труда мигрантов. Согласно результатам опроса примерно 63 % работодателей готовы платить 100–200 долларов США в месяц, и каждый четвертый работодатель сказал, что готов платить 200–300 долларов США. Лишь 7 % местных работодателей, участвовавших в опросе, заявили, что готовы платить работнику дефицитной профессии 400 долларов и выше.

Однако едущие в Россию мигранты мечтают о совершенно ином уровне доходов. Так, на зарплату до 1000 долларов рассчитывают 23 %, а подавляющее большинство — 47 % — надеется на заработки 1000–3000 долларов США. Столкновение с жестокой реальностью современной России, когда далеко не все местные жители имеют такие доходы, приводит к синдрому «обманутых ожиданий» и озлобленности. А ведь это люди, едущие легально, работающие по договорам. Что можно сказать о нелегальных работниках, которые существуют вне правового поля?

При столкновении и тесном взаимодействии носителей разных культурных ценностей конфликт неизбежен. Иммигрант-мусульманин в Европе встречается с действительностью, настолько не похожей на его привычный жизненный уклад, что этот человек «окукливается» и внешне, и внутренне. Внешняя форма выражается в том, что он стремится общаться преимущественно с соотечественниками или единоверцами… Одновременно мигрант замыкается в себе, и даже если в традиционном обществе его религия имела вид народного обрядоверия, то в новых условиях его религиозные представления принимают форму сверхценных идей. Он становится во всем враждебен окружающему обществу. Кстати, абсолютно так же оценивают эту ситуацию аналитики МВД РФ: «…Развивающиеся негативные тенденции вполне закономерны с точки зрения социопсихологии и теории массового поведения. Рост неассимилированных чужеродных общин с высоким уровнем самобытности, этнокультурные различия, неуважение к обычаям и традициям коренного населения становятся раздражающим фактором и вызывают рост напряженности в обществе» (Проблемы государственного регулирования ситуаций обострения межнациональной напряженности в России. Труды Академии управления МВД России).

Даже для сформировавшейся личности с устойчивой психикой это тяжелое испытание. Для многих же молодых людей, прибывших к нам из стран Средней Азии, и без того непростая жизнь в совершенно чуждом им мире осложняется глубокими психологическими травмами, полученными ими в детстве в условиях гражданской войны. Особенно это важно для таких стран, как Таджикистан, где гражданская война бушевала с 1992 по 1997 год. В серии конфликтов в Таджикистане, как полагают, погибли пятьдесят тысяч людей. По другим данным, война стоила примерно 100–150 тысяч жизней.

Около полумиллиона человек (10 % всего населения страны) стали беженцами, переселившись в другие районы Таджикистана или эмигрировав в Россию и другие страны. Война носила характер вооруженного межкланового и этнического конфликта, чему способствовали клановое мировоззрение жителей страны (кроме таджиков, в РТ проживает более 80 национальностей) и высокая степень их религиозности.