l:href="#n_2" type="note">[2] — гласил договор, заключенный императором IX века Карлом Лысым. И эта максима была применена далеко за пределами имперской дипломатии. Неверующий человек не мог принадлежать к христианскому обществу; он был чужаком. И гораздо серьезнее, чем неверующий, был случай еретика, который принимал то же откровение, что и его ортодоксальный сосед, но давал ему иное толкование, искажая и извращая его, уводя более несведущих людей от спасения. Ересь была распространяющимся ядом, и общество, которое терпело ее, побуждало Бога лишить его своей защиты. Неверие отдельного человека угрожало всем окружающим. Фома Аквинский знал это, когда сравнивал еретиков с фальшивомонетчиками; и если государство имело право казнить фальшивомонетчиков, подрывающих светские устои общества, то разве Церковь не имеет такого же права уничтожать еретиков, подрывающих ее духовные устои? Эти опасения были вполне реальны, даже когда ереси, о которых шла речь, возникали в результате заумных спекуляций по вопросам минимальной теологической важности. Гораздо более серьезной была угроза дуализма, приверженцы которого были организованы и убедительны, а их учение поднимало настолько фундаментальные вопросы, что вызывало сомнения в том, можно ли их вообще называть христианами.

В северной Франции, Германии и Нидерландах подавление дуализма продолжалось неравномерными темпами около восьмидесяти лет и закончилось почти полной победой Церкви. Этот успех был обусловлен рядом причин. Относительно развитая судебная организация Церкви на севере, более образованное духовенство, поколение исключительно способных и энергичных епископов — все это ему способствовало. Однако два фактора преобладали над всеми остальными. Первый — это народная ярость против еретиков, которая была по меньшей мере столь же сильной, как и ярость самих еретиков против духовенства. Городские толпы искренне боялись гнева Божьего на свои дома и обычно первыми требовали жестоких наказаний для инакомыслящих. Еретики, сожженные в Кельне в 1163 году, были выявлены соседями, которые заметили, что те не посещают мессу. В Суассоне в 1120 году, в Кельне в 1144 году и в Везеле в 1167 году еретиков линчевали толпой, прежде чем церковные власти смогли решить, что с ними делать. Дуалисты, обнаруженные в Льеже в 1144 году, лишь чудом избежали той же участи.

Вторым фактором успешного подавления дуализма была постоянная поддержка со стороны светских властей. Церковь никогда официально не отказывалась от своих возражений против того, чтобы священнослужители выносили смертный приговор. Поэтому она полностью зависела от готовности гражданских властей делать это за них. Канонические юристы начали применять определение римского права lèse-majesté (оскорбление величества) к ереси. Богословы требовали вмешательства светской власти, указывая на мятежный подтекст ереси и сексуальную развращенность ее приверженцев. В 1184 году Папа Луций III окончательно договорился с императором о процедуре, которая была воплощена в декрете Ad Abolendam. Торжественно осудив большое количество еретических сект, Луций объявил, что осужденные за ересь должны быть переданы светской власти для такого наказания, какое она сочтет нужным. Однако короли Франции уже давно потеряли терпение из-за нерешительности Церкви. Еще в 1022 году Роберт I Благочестивый созвал собрание сановников, чтобы разобраться с тремя священниками-еретиками из Орлеана, один из которых был человеком весьма известным, бывшим духовником королевы. Сразу же после разбирательства они были сожжены на костре за стенами города, и возможно, это была первая казнь за ересь со времен античности. Людовик VII постоянно поддерживал своего брата, архиепископа Реймсского, в его кампании против катаров, и не раз призывал Папу к дальнейшим действиям против них.

К середине 1160-х годов катары из северных городов уже начали искать более гостеприимную среду для своего обитания. Группа еретиков из Фландрии была достаточно неразумна, чтобы бежать в Кельн, где их быстро обнаружили и сожгли. Другая группа фламандских изгнанников оказалась на западе Англии, где им поставили клеймо на лбы и выгнали голыми на снег. Но подавляющее большинство беглецов скрылось на юге, в Ломбардии и Лангедоке. В Лангедоке они нашли общество, которое сильно отличалось от северного. Это было общество, в котором светская власть была слабой, а у дворянства было мало причин сотрудничать с Церковью. Яростный конформистский гнев северного населения уступил место мягкой и культурной атмосфере, в которой терпимость, если не превозносилась, то, по крайней мере, практиковалась. Только там, во Франции, катаризм пустил прочные корни и процветал, пока к концу XII века укоренившаяся еретическая Церковь не столкнулась с ортодоксальной иерархией на равных. Результатом этой невообразимой ситуации стал Альбигойский крестовый поход.

III. Церковь катаров

Пойдём вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им.

Второзаконие 13: 2

О существовании еретических сект на юге Франции властям было известно давно. Если они не вызывали такой паники на Юге, как в северных городах, то это объяснялось как тайностью их деятельности, так и праздностью или светскими заботами их преследователей. Задача инквизитора нелегка в высокомобильном, слабо организованном обществе, правитель которого мог свободно нанять еврея в качестве сенешаля. Тем не менее, церковный Собор, собравшийся в Тулузе в 1056 году, отлучил от церкви нескольких еретиков неопределенных взглядов. Другой Собор собрался там же в 1119 году под председательством Папы Каликста II и обратил внимание на деятельность тех, кто осуждал таинства, выступал против крещения младенцев и осуждал брак как грех. Последние, возможно, даже были дуалистами, хотя оппозиция к священным таинствам не ограничивалась дуалистами. Диссиденты были преданы анафеме, и светской власти было предложено подавить их. Однако учение против таинств никогда не исчезало, даже когда более серьезные ереси привлекали внимание Церкви. Теснота средневековой приходской жизни придавала большое значение необычному. Отшельники, не отличавшиеся образованностью, но очевидной святостью, становились духовными героями для простых людей, которые почитали впечатляющую внешность и вдохновляющие слова.

Зарождение катаризма в Лангедоке неясно. Но, очевидно, он уже успел значительно проникнуть в католические общины, когда один из этих воинствующих индивидуалистов, северянин по имени Генрих, резко обратил внимание на духовное состояние Юга. Генрих был во всех отношениях характерен для своего вида. Он был высоким и худым, с коротко остриженными волосами и длинной бородой; он мало ел и одевался строго; его голос был властным. Генрих уже успел прославиться, когда впервые появился на Юге. В 1116 году он прибыл в Ле-Ман, объявил себя дьяконом и попросил разрешения проповедовать. Когда разрешение было получено, он и его ученики подняли антиклерикальное восстание и в течение нескольких недель фактически управляли городом. Епископа, вернувшегося из поездки в Рим, не впустили в городские к воротам. Только когда пригород был уничтожен пожаром, горожане потеряли доверие к своему пророку, который спокойно