— Нет-нет, не нужно. Рядом со мной мои родные, пусть даже сейчас они спят. Просто я сейчас думаю обо всем, понимаешь? Я думаю об этом, — ее голос звучал в трубке удивительно спокойно.

— Да, конечно.

— И у меня возникли вопросы.

— Да-да, — пробормотала Марина и подумала, что сейчас она не сможет ответить ни на один вопрос.

— Например, почему она пишет, что сохранит его личные вещи, чтобы передать их его жене? Может, она думает, что я поеду туда и заберу его часы? — Голос Карен дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Или она пришлет их по почте?

Фотоаппарат Андерса, его бумажник, паспорт, часы, может, еще определители птиц и даже что-то из одежды…

Сомнительно…

Доктор Свенсон намерена вернуть вещи, которые она сочла важными. Но что значит «вернуть»? Скорее всего, она положит их куда-нибудь и тут же забудет об их существовании…

— Вероятно, она просто отдаст их коллеге, который туда приедет. Так надежнее. По-моему, при почтовой пересылке вещи часто теряются. — Марине пришло в голову, что и это письмо тоже могло потеряться, прийти три дня назад или даже через месяц. Сколько бы они тогда еще ждали вестей от Андерса, не подозревая, что его уже нет в живых?

— Но вдруг она не высылает его вещи, потому что он продолжает ими пользоваться?

Марина потерла переносицу указательным пальцем, чтобы окончательно проснуться.

— Прости, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Что, если он не умер?

Марина откинулась на подушку:

— Карен, он умер.

— Почему ты так уверена в этом? На основании письма какой-то сумасшедшей из Бразилии, с которой никто не может установить связь? Мне нужны более серьезные факты. Смерть Андерса — самое ужасное, что могло со мной случиться. Самое жуткое, что могло случиться с моими мальчиками. И я должна верить на слово незнакомой особе?! Вероятность и доказательства должны находиться в равновесии. Но в каких-то случаях вероятность увеличивается настолько, что устраняет необходимость в доказательствах. Впрочем, если речь идет не о твоем муже.

— Мистер Фокс пошлет туда кого-то из коллег. Они выяснят, что там случилось.

— Но допустим, что он не умер. Я понимаю, ты не веришь в это, но давай просто допустим! Вдруг Андерс болен — тогда я должна поехать туда и найти его. В этом случае нельзя ждать, пока мистер Фокс соберет свое правление и направит в Бразилию человека, который даже не будет четко знать, что ему там делать.

Глаза Марины постепенно привыкли к темноте. Она различала силуэты мебели в спальне, столик, лампу на нем.

— Я поговорю с ним. Обещаю. Я позабочусь, чтобы он все сделал правильно.

— Я сама полечу в Бразилию, — заявила Карен.

— Нет, не нужно. — Марина понимала, что все это говорится под влиянием шока. Возможно, завтра Карен и не вспомнит весь этот ночной разговор…

Трубка долго молчала.

— Я бы полетела, — наконец проговорила Карен. — Клянусь богом, если бы не мальчики.

— Слушай, — сказала Марина, — ситуация непонятная для всех нас. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться. Дадим мистеру Фоксу шанс выяснить все, что можно.

— Я бы отдала мистеру Фоксу все что угодно, — Карен вздохнула.

Накануне днем Марина думала, что Карен больше никогда не захочет с ней разговаривать и будет вечно сердиться за то, что она принесла ей в дом ужасную весть. Тот факт, что Карен Экман позвонила ей среди ночи, она восприняла как знак прощения и была благодарна ей за это.

— Когда ты приняла снотворное? Давно?

Марина ждала ответа, смотрела, как зеленоватая секундная стрелка прошла через тройку, шестерку, девятку…

— Карен?

— Может, ты полетишь туда?

Тут Марина поняла причину позднего звонка и всего разговора. После этих слов перед глазами Марины явственно возник Андерс: он стоял по щиколотку в воде, спиной к непроницаемой стене из листвы. Он держал письмо и глядел на реку, ища глазами мальчишку в выдолбленной лодке.

Он был мертв.

Конечно, Марина не слишком верила доктору Свенсон, однако она все-таки не из тех, кто способен заживо похоронить человека. Она сочтет это пустой тратой времени.

— Ты вторая, кто сказал мне сегодня об этом.

— Андерс говорил, что ты знала ее. Что ты была ее студенткой.

— Да, верно, — согласилась Марина, не желая вдаваться в объяснения. Марина была родом из Миннесоты. Никто этому не верил. Она могла найти работу где угодно, но вернулась сюда, потому что любила эти края с их прериями и бескрайними небесами. Это сближало ее с Андерсом.

— Я знаю, что прошу невозможного, — сказала Карен. — И я представляю себе, что ты сейчас испытываешь из-за Андерса, меня и мальчиков. Я сознаю, что злоупотребляю твоим чувством вины, что это нечестно, и все-таки хочу, чтобы ты отправилась туда.

— Понимаю.

— Я знаю, что ты понимаешь, — сказала Карен. — Но ты поедешь?

Прежде всего необходимо было выполнить самое важное.

Марина поехала в Сент-Пол к эпидемиологу. Там ей сделали прививку от желтой лихорадки и столбняка, рассчитанную на десять лет. Еще выписали рецепт на лариам — противомалярийное средство, и велели немедленно принять первую таблетку. Теперь ей нужно было принимать по таблетке в неделю во время всей поездки, а после возвращения домой — еще четыре недели.

— Осторожнее с этим препаратом, — сказал ей доктор. — Возможно, вам захочется прыгнуть с крыши.

На этот счет Марина была спокойна.

Ее волновало другое — авиабилеты, англо-португальский словарь. Она прикидывала, что взять с собой в дорогу, сколько ей понадобится пептобисмола на случай несварения. Временами давало о себе знать левое плечо — после двух уколов ей казалось, что обе иглы сломались и торчат в ее плечевой кости как пара раскаленных стрел.

Насущные заботы временно потеснили ее размышления о Карен, Андерсе и докторе Свенсон, она пока все равно не могла разобраться с ними всеми…

На третью ночь после приема первой таблетки лариама ее мысли внезапно переключились на Индию и на отца. Накануне поездки в Амазонию Марина решила загадку, о которой давно не вспоминала: что было не так в ее детские годы?

Ответ оказался неожиданный: эти таблетки.

Разгадка пришла ночью, когда Марина выскочила из постели, вся дрожа и обливаясь потом. Сон был таким ярким, что она боялась моргнуть — вдруг он вернется, если она хоть на секунду закроет глаза, хотя в душе она знала, что сон неизбежно повторится. Это был тот же самый сон, который мучил ее в юности, мучил сильно, но потом прекратился на десятки лет… и вернулся теперь, когда она и думать про него забыла.