Но, к счастью, на полной скорости отдёргиваться от деревьев, пеньков и ям пришлось недолго. Пластун Шехмин выскочил на более или менее прохожую дорожку (вот телега бы тут не вписалась, это я уже способен оценить), заскользил по ней, лавируя между кустов, которые уже целились отхватить добрую половину и без того узкой тропы. А потом единым махом взмыл на открытое пространство, где замер, будто памятник себе. Солнце уже взошло, хоть пока и не растеряло богатство восходных оттенков. Небо, озаряемое им, сияло ярче, чем парча на императорском одеянии. Оно слепило, но я сумел разобрать, что девчонка спрыгнула с седла и бросилась куда-то.

Хорошо, что я рефлекторно придержал своего ящера. Пригорок обрывался, едва зародившись, и хоть ущельице оказалось хиленьким — так, непомерно разросшийся скальный овраг, — рухнуть вниз означало бы переломать себе всё, что только можно. Те, кто проложил здесь тропу, подумали о своём удобстве, и потому сейчас девушка с трудом, но упорно перебиралась через провал по скудному и зыбкому верёвочному мостику.

Перебралась, обернулась и с мстительным выражением принялась полосовать верёвки ножом. И, судя по тому, как твёрдо она держала руку, успеет перерубить их ещё до того, как я достигну середины моста.

— Эй! — гаркнул я. — Эй, послушай! Да послушай же! Куда ты несёшься? Чего боишься-то, чёрт побери, а? Я же не бандит! — Она взглянула на меня зло. Но работать над последним целым канатом не перестала. Хоть слышит — и то хорошо. — Я ничего плохого тебе не сделаю, дурёха. Ты же пропадёшь тут!

— И не надейся, — прозвучало в ответ. Хороший голос, звучный. Наверное, красиво поёт.

— Пешком до Атейлера тебе не добраться. Сейчас идёт гражданская война, в лесах и на дорогах полным полно бандитов и мародёров. На что ты рассчитываешь? Думаешь, просто убьют? Чёрта с два! Сперва ещё поиздеваются.

Девушка приостановила свою вредительскую деятельность (впрочем, какая разница, всё равно на мост уже не ступишь) и посмотрела на меня с негодованием.

— Жалельщик нашёлся.

— И зачем портишь общественную собственность? Кто-то этот мост старался, строил, а ты теперь всё поломала. Некрасиво.

— Так что же тебя на самом деле волнует — моя безопасность, чужой труд или возможность отличиться?

— Да всё сразу, если уж быть откровенным.

— Какой наглец!

— Послушай, ну глупо же, в самом деле. Никто не собирается вешать тебя на дереве или продавать в дом терпимости.

— Благодарю за такое щедрое заверение, — язвительно ответила девушка, и я понял, что ляпнул нечто, далеко выходящее за рамки имперских приличий. И теперь договориться с нею мне будет трудней.

— Ёлки, я не имел в виду никаких угроз. Уж отнесись снисходительно к моему происхождению. Разговаривать с аристократками не обучен.

— К чему ещё я должна снисходительно отнестись? — Канат наконец-то лопнул, и верёвочный мост звучно хлестнул по обрыву, без малого не зацепив густую растительность на дне.

— Слушай, мне был дан приказ доставить тебя к его величеству, и отнюдь не с перспективой твоей дальнейшей гибели.

— А с какой именно перспективой?

— Выдачи тебя замуж.

— Так я и поверила.

— Да на фига мне тебя обманывать?! Стой!

— Не собираюсь общаться с человеком, позволяющим себе столь наглое обращение.

— А как надо обращаться? Прошу соизволения, госпожа, обратиться с вопросом.

Она остановилась и, поколебавшись, вернулась на край обрыва.

— И зачем врал об отсутствии воспитания? — осведомилась уже несколько миролюбивее. — Умеешь же, если хочешь.

— Сказать по правде — умею. Просто растерялся.

— Растерялся?.. Как ты вообще умудрился меня выследить? Я знаю, что псы не берут след ящеров.

— Зачем псы? Ящер госпожи пропахал в лопухах такую борозду, что слепой бы выследил.

— Дерьмо шакалье, — воскликнула девица не очень уверенно. Сразу чувствовалось, что ругаться она не приучена, сквернословие давалось с трудом. — Но я же повела пластуна по ручью…

— Ага, и он по ходу дела завтракал веточками деревьев. Тоже заметно было.

— Навозом подавиться…

— Послушай, давай поговорим спокойно. Я понимаю… Тьфу, в смысле, госпожа соблаговолит спокойно побеседовать? Без обид? Я всё понимаю, и мои заверения выглядят неубедительно. Но госпожа ведь лучше меня знает традиции Империи (скажу откровенно, их я пока знаю не очень-то). Госпожа знает, что ни она сама, ни её старшая или младшая сёстры не могут претендовать на наследование Ачейи. Также на эти земли не смогут претендовать супруги госпожи и её сестёр. Парадокс для меня лично, потому что у меня на родине муж девицы из знатной семьи очень даже мог бы потребовать наследственные владения от её имени, хоть и не в каждом случае. Ну, да неважно. У вас так, у нас так. Словом, пусть госпожа поразмыслит сама — зачем государю было бы убивать её с сёстрами? Смысла никакого. Наоборот, знатных аристократок, пусть и лишённых наследства по решению императора, можно выдать замуж за своих сподвижников-простолюдинов. То бишь обеспечить более высокое положение в обществе детям этих самых сподвижников. Детям от аристократок.

И мысленно выдохнул с облегчением, что девчонка всё дослушала до конца.

— Значит, ты утверждаешь, что под властью императора меня ждёт брак с простолюдином? — помолчав, уточнила Шехмин.

— Не совсем с простолюдином. Я не доверенное лицо императора, но по обмолвкам понял так, что брак скорее всего будет с представителем воинского сословия, просто не дотягивающим до…

— Я поняла. И ты считаешь, подобная перспектива может показаться мне привлекательной?

— Зависит от того, с чем сравнивать. Если с предположительной крайне неприятной смертью от руки разгулявшихся бандитов, то почему бы и нет?

— Куда лучше будет добраться до батюшки и под его защитой дождаться окончания войны.

— Не стану госпожу обнадёживать. Во-первых, добраться до Атейлера и никому на пути не попасться стало практически невозможно с той минуты, как госпожа лишилась пластуна. Да и раньше было очень сомнительно. А во-вторых, подозреваю, у господина Атейлера маловато шансов на победу.

— Странно было бы стороннику демона-императора говорить что-то другое.

— Это госпожа говорит от души или со слов батюшки?

— А тебе какое дело?

— Выясняю наличие собственной позиции по этому вопросу. Если данные изменнические взгляды были подцеплены у родителя, то для девушки это простительно.

Она усмехнулась.

— Значит, ты считаешь, девушка не может обладать самостоятельными взглядами?

— Хе. Мне, делающему карьеру под началом у госпожи Солор, странно было бы так думать. И я сразу вижу, что ты… что госпожа — девушка весьма и весьма… самостоятельная в своём мировоззрении. Но хочу нас как-то к одному знаменателю привести. Для лёгкости общения.