Он поднял голову на спасительницу, обращая к ней полный восторженной благодарности взгляд почти ослепших от безмерного горя глаз. Девочка не видела подвига в том, что сделала, и отдавать отчёт этому не хотела до брезгливости, всего лишь вдумчиво слушала свои мысли, руководимые определённо чем-то глобально безумным и в то же время невероятно человечным в её голове.

Все, кого он любил, необратимо погибли, оставив его совсем одного, без защиты и близкого тепла. Невыносимо видеть, как смерть упорно забирает жизнь маленького несчастного существа, перетерпевшего столько недостойной карающей боли.

Нельзя так умирать.

— Ты потерялся? — поинтересовалась девочка, сама прекрасно зная ответ. Она слышала со своей улицы безжалостные отзвуки хаоса, и безрассудное любопытство дёрнуло её в самую гущу падали. Искать в геноциде хотя бы одну маленькую жизнь.

— Д… да… — он обнял руками плечи, с жгучей ненавистью, пускающей ядовитые острые корни в самую душу и сминая её в пустоту. Осознание, что остался один… оно вернулось таким всплеском могильно тяжёлого отчаяния, что ландыш перед ним снова скрылся в шершавой шумной темноте…

Но его тоскливые гиблые мысли прервала ладонь девочки, уверенно и дружелюбно сунутая ему под нос.

— Идём, сейчас дождь начнётся.

Он взял её руку своей чёрной когтистой лапкой и медленно встал, пытаясь унять противное головокружение. Куда она его поведёт? Думать не хотелось, мозг трещал гулко и раскалённо, ломая череп на саднящие осколки. Будь что будет, во всяком случае, он доверял ей больше, чем бурно ревущему наступающей грозой адскому небу.

Они шли сквозь вязкий прохладный ветер, застревающий в одежде и волосах леденящими комьями. Тропинка через выжженное до пепельно-чёрной рыхлой земли поле кончилась брусчаткой, начали вылезать из земли здания.

Когда двух маленьких путников полностью окружили разноцветные строгие стены и укоризненно смотрящие мутные окна, незнакомка обернулась, продолжая тянуть парня за руку, и с неподдельным интересом спросила:

— Я Нона, а тебя как зовут?

Операция по спасению всё ещё вызывала тревожное недоумение у сироты, но он послушно плёлся за Ноной, вдумчиво смотря на её кудрявый встопорщенный затылок.

Утешение понемногу преобладало над метущейся в безвыходной грусти и дремучем страхе душой, и мальчик ответил, слабо, но лучезарно улыбнувшись:

— Даглас…

Даглас вёл Лойс под руку по тропе через перелесок, ползущей к вокзалу. Деревья свисали сверху мокрыми белыми обрывками, покрытыми снегом, словно встопорщенным мехом. Сугробы обхватывали фонари, залезали беспорядочными морозными узорами на их облупившиеся столбы.

Дряблый дым и прозрачный, рябящий по воздуху пар медленно застревали в спутанных кронах.

Об спину Лойс шмякнулся рыхлый снежок. Девочка возмущённо обернулась и заметила, как нарочито отставший Даглас, посмеиваясь, прячется за стволом берёзы. Дважды просить девушку не нужно, и она, полная азарта попасть печнику прямо в лицо, смяла снег и метко швырнула его в лукаво прищуренные латунные глаза, смотрящие из-за дерева.

— Ах ты ж! — демон по-совиному задорно расхохотался, сбрасывая с лица расплавившиеся водянистые ошмётки.

Девочка язвительно высунула язык, за что получила снежком в грудь, в ответ разозлённо схватила в охапку ледышку и кинула в мужчину, но тот увернулся гибко и быстро, как ветер.

— Эй! Я в домике! — Даглас сложил руки над головой, изображая крышу, и улыбнулся широко и весело, выявив ямочки на щеках.

— Так не честно! — в животном бешенстве гавкнула Лойс, разъярённая своей неудачей до отвращения к себе.

— А ты давай, поймай меня, черепашка!

Дразнится… думает, она… она Макар, на которого все шишки валятся?..

— Э, рыжая манда!

Лойс, не оборачиваясь, малодушно стерпела брошенное в затылок оскорбление. Билл Кинг обычно огрызался на неё так по десять раз на дню, если не двадцать, особенно — после того, как ночью измажет её лицо углём. А ещё пастой, навозом, протухшими яйцами…

— Да ты глухая или чего?..

Девочку грубо схватили за плечо крупные пальцы. Она всё же нехотя повернула голову, упёршись глазами в жёлтые, обросшие чёрным кариесом зубы задиры. Он обиженно скалился, как крыса, у которой отняли мусор.

— Отстань, — Лойс уже научная горьким опытом перекинула косу на грудь, чтобы у парня не появилось соблазна содрать скальп с её головы.

— Поднос отдай. Сегодня не хаваешь, — Билли требовательно протянул жирную руку, с гнусным превосходством улыбнувшись. Его наглые глаза навыкате, как у рыбы, высверливали в голове у девочки пару кровавых дыр.

— Скройся, фаршированный.

Такой непростительной дерзости мальчик не ожидал. В здравом уме никто не смел на него наезжать, даже ребята одной с ним весовой категории, и единственная, кто его рот топтала — эта уродливая тощая свинья. Борзая, потому что бесстрашная?..

От злости Билли заскрежетал зубами, подняв верхнюю губу, свёл брови так, что его маслянистые глаза чуть из орбит не вылезли.

— Слышь, — парень сцапал девочку за грудки и дёрнул к себе так бесцеремонно, что её деревянный поднос перевернулся, и порция пресной овсянки с водой плашмя впечаталась ему в льняную рубашку, едва застёгнутую на все пуговицы. — Ты вякай поменьше. Забыла, что вчера было?

Лойс плохо забывала причинённую ей боль. Тем более, когда это продолжалось буквально годами. Её холодная строптивость бесила горца-хулигана, привычного к беспрекословному повиновению, и поэтому она всегда одна из первых попадала под удар, даже несмотря на то, что гораздо меньше и слабее.

День назад он избил её поленом. До сих пор болят руки, которыми она тогда смиренно прикрывала голову для защиты. Слёзы высохли, а саднящие до судорог синие полосы остались.

Но так просто она не даст себя сломать… Если доживёт, конечно, до момента, когда сможет воткнуть вилку этому мерзкому жиробасу в глаз.

— Я помню.

— Брысь отсюда, дура.

Девушка отошла, освобождённая от хватки, и поставила на стол пустой поднос. Её плечи припадочно тряслись от униженного гнева и доведённой до безумия скорби. Но плакать она уже не могла, только яростно дышать, не в силах никак противостоять и ему, и самой себе.

Слабая, немощная, глупая…

— Ты, черепаха безобразная. Быстрее, твою мать!

Когда Лойс уже собиралась уходить из развороченной в хлам шумом и зеваками столовой, Билли остановил её, чуть не сломав в