Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…За нелепой сверкающей сараюхой-сортиром торчал цветной шатёр, исписанный блестящими буквами: «Цирк шапито». Сводить, что ли, своих – на класс сделают скидку?
– Смотри, Саш, – я кивнула на цирк.
Сашка вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, глянула…
– Садюги!
Я даже не поняла сразу, но Сашка развила мысль:
– Простите, Ляля Евгеньевна, но меня просто бесит, когда животных мучают!
– Господь их накажет, – подал голос Иваныч. Наверное, все старики так говорят, чтобы утешить детей.
– Точно! В другой жизни они будут черепахами!
– Почему черепахами?
– Обидно, когда позвоночник вынесен наружу, да ещё развёрнут навстречу всем палкам, камням и плевкам. И убежать толком не можешь…
Не знала про позвоночник: думала, панцирь и панцирь.
* * *
У проходной Дома нас уже ждали, я вообще такого не видела никогда. Обычно я битый час пререкаюсь с охраной, чтобы пустила машину на территорию, потом, проиграв в очередной раз, пререкаюсь, чтобы охрана меня разгрузила и отнесла барахлишко в Дом, потом, опять проиграв, – чтобы меня с барахлишком пустили на территорию и не забыли выпустить (последнее сложнее всего, они там считают себя юмористами и гогочут: «Сиди, бабуля», пока на них не наорёшь и не пригрозишь Европейским судом).
А в этот раз прям встречали! Две сестрички в медицинских робах и одна постарше, в костюме, должно быть, какая-нибудь заведующая. Только вот ворота проходной были прикрыты: не наглухо, но достаточно, чтобы не заехать. Я припарковалась рядом и не успела поставить на ручник, как к машине подошла эта в костюме и постучала в окошечко.
«Сейчас выйду», – показала я, но она сама открыла дверь – и с ходу:
– Мы не можем вас принять сейчас.
Кто бы сомневался! Я стиснула зубы, превратив озверелый оскал в подобие улыбки, Сашка шумно выдохнула, старик на заднем сиденье что-то прорычал.
– Почему? – Я старалась говорить как можно равнодушнее.
Заведующая (или кто она там) наклонилась ко мне через опущенное стекло, хотела что-то сказать, но Иваныч на заднем сиденье возмутился:
– Я паспорт взял! – В подтверждение своих слов он шумно, с жужжанием молнии, распахнул спортивную куртку. Из внутреннего кармана торчала коричневая корочка, как будто это могло помочь.
Заведующая вздрогнула от неожиданности, дёрнула головой, ударилась о дверь. Откуда такая нервозность в таком спокойном месте?
– Знаю, – говорю. – Фонд предупреждал, что…
Она замахала руками и показала на проходную:
– У нас ЧП. Бабушка… Умерла, – сказала заведующая домом престарелых. – Весь персонал на ногах, никто просто не сможет заняться вашим дедушкой. Погуляйте хотя бы сутки, заодно начнёте собирать документы…
Я слышала в жизни вещи и поглупее, но на всякий случай переспросила:
– В доме престарелых умерла бабушка – и работа встала?
– Да нет же… – заведующая покраснела и уставилась почему-то на Сашку. Сашка дёргала меня за рукав и показывала на приоткрытые ворота проходной.
Я посмотрела – и наконец заметила, что весь почётный караул из заведующей и сестёр вышел встречать не нас. В полуоткрытые ворота был виден кусок территории, там стояли две машины, полицейская и «Скорая», вокруг них суетились человек шесть в двух разных формах. Один сержантик курил у самых ворот.
Сашка сообразила первой:
– Её убили, да?
Заведующая бросила на неё оскорблённый взгляд «Это кто вообще?!»
– Домой ему нельзя! – вступилась Сашка. – Эта мегера…
– Да, её убили! – не выдержала заведующая. – Я всё понимаю, но сейчас безопаснее дома, чем у нас!
Я вышла из машины, хлюпая мокрой обувью. Заведующая только вскинула брови и тут же уставилась в сторону, как будто всё нормально. Да ей и не до того… Мы отошли от машины, и заведующая тут же зашипела мне в ухо:
– Главное, везде камеры – и ничего! Охрана сейчас опять прокручивает запись для полиции, да я десять раз уже посмотрела: ничего!
– Слепая зона?
– Единственная! Так вообще не бывает, я даже не знала, что она есть, нашлась! На тело страшно смотреть.
А кому не страшно? Но вслух я этого, конечно, не сказала.
– Там живого места нет. Нож, не нож…
– Мишка, – сказал подкравшийся сержант. – Из шапито сбежал медведь, мне только что передали. – Вот и весь криминал.
Заведующая умолкла, подумала секунду и закивала:
– Я только мельком видела, но, наверное, вы правы.
– Я всегда прав. – Он надулся как в кино. – Уверен, судмедэксперт всё подтвердит. Эвакуируйте старичков и поднимайте охрану, будем обыскивать дом. А вы уезжайте, – он повернулся ко мне. – Нечего тут!
– Их охрана и памперса поднять не может, – говорю. – Вы уж повнимательнее там…
– Чижик, хорош курить, давай сюда! – крикнул кто-то с территории, и сержантик бодрой рысцой побежал на зов.
Мне отчего-то сразу стало легче. Я уселась за руль и сообщила своим:
– Поедем в лагерь, что делать! Валерий Иванович, вы давно в пионерлагере были?
– Маршировать разучился, трубить могу! – старик издал губами длинный неприличный звук. Что ж, с ребятами он подружится.
В лагерь мы влетели за тридцать секунд до тихого часа. Сашка первая выскочила из машины, открыла, багажник, разложила кресло. Когда я вылезла, она уже грузила туда Иваныча.
– Бежим! Опоздаем на тихий час – в углу будем стоять все! А я ещё и полы мыть…
– Ну, если к коляске швабру привязать, то и я помою! – Иваныч хихикал и медленно усаживался, помогая себе неходячими ногами.
Я цапнула из багажника сумку с его приданым, закинула на плечо, щёлкнула брелоком:
– Вот теперь бежим!
Где-то за моей спиной рявкнул громкоговоритель:
– Саша Аленьсьева, вторая группа, возвращайся в корпус.
– Хватились меня! – буркнула Сашка.
– А ты как думала? – говорю. – Объясняйся теперь.
Лена сидела на крыльце корпуса и уже увидела нас. Мысленно я вжала голову в плечи и грохнулась в обморок – на всякий случай. Одно дело, когда подросток загулял, другое – когда подросток загулял где-то с твоим помощником, да ещё старикана какого-то с собой привёз. Впрочем, Ленка истолковала всё по-своему:
– Саша, если к тебе приехал дедушка, это не повод опаздывать на тихий час. А вас я попрошу помнить, что родительские часы у нас после шестнадцати, когда дети уже не спят. Она нарушает режим, а нам потом…
– Что ж мне, на улице жить?! – возмутился Иваныч.