друга. Может в этом мое призвание? Быть хорошей женой, а не матерью? — голос не мог сохранить самообладание и поддался дрожи. — Думаю, что так оно и есть. И зачем я только надеялась на чудо? Странно, не так ли? — Она обошла меня и вновь посмотрела на приют. — Больше я сюда не приеду. Ты знаешь, все это время я думала, что смогу справиться со всей болью, что так предательски сидит в глубине душе. Я перестала ее замечать, специально начала заниматься различными делами, которые даже по началу не сильно меня вдохновляли. Конечно, все изменилось. Я увидела в них смысл, но от этого легче не становилось. Никогда, ни в какой день у меня не было возможности спокойно вздохнуть.

Эмма присела на корточки, приобнимая руками озябшие плечи. Я подошел к ней поближе, но не стал беспокоить лишними движениями. Иными словами я делал все, чтобы она просто забыла о моем присутствии и смогла наконец высказаться о застывшем леднике в груди.

— Прошло три года. Наверное, этого было достаточно хотя бы для того, чтобы больше не чувствовать давние касания на коже, но я их чувствую, — тихий ветер слегка коснулся темных волос и оборвал ее на полуслове. — Маленькие ручки едва ли успели приобрести свою ощутимость, как они тут же захотели познавать окружающий мир. Пальчики сжимали край одеяла, слегка царапали мне лицо. Я помню запах, детский плач… как будто это произошло только вчера. Я так ненавидела себя. Ты не представляешь насколько. Хотя не за что вроде, да? Смотря в зеркало, я не видела в нем человека, которого могу уважать. Я винила себя в том, что больше не могу иметь детей. Да, действительно я считала, что всему виной была моя никчемность. Ведь я больше никогда не узнаю, могла ли я что-то исправить или нет. Врачи говорят, что нет, но мое сердце твердит иначе. Ну не может же быть такого, что все было изначально предрешено? Неужели моя судьба с детства была устремлена кривой линией в совсем другую сторону? Я в это не могла поверить. Глупо и весьма по-детски. Когда тебя нет дома я обычно смотрю детские передачи, без перерыва, не останавливаясь. Я начала вязать игрушки, потому что мечтала делать их для своего ребенка. В общем, моя ненависть стала мотивацией творить добро. Это уж совсем звучит как сумасшествие, но зато это чистая правда. Боже, и почему я сейчас это все говорю… как будто я ожидала чего-то другого от своей веры с надеждой. Не волнуйся, я соберусь. Обязательно возьму себя в руки и не буду… не буду горевать. Жизнь же не останавливается на неудачах, не так ли? Арти, я люблю тебя. И мне на самом деле достаточно этого, чтобы жить счастливо. Больше всего мне сейчас хочется думать об этом, но мне тяжело… Я так устала, — руки накрыли лицо и затряслись в дрожи.

Я снова не знал, что сказать, но уже не стоял столбом. Мне хватило смелости подойти к ней поближе, сесть на корточки и приподнять Эмм за плечи. Она горько плакала, но не пыталась этим привлечь к себе внимание. Смотря вперед, глаза не могли ничего разглядеть. Они ослепли, перестали осязать окружающий мир. Мечты увядали, тянули за собой частички света. Я верил Эмме. Я знал, что ей достаточно той жизни, которая у нее сейчас есть. Но обмануть меня на этот раз ей не удалось. Счастливой себя ей уже не назвать. Все равно изо дня в день, она будет помнить обо всем, что случилось, напоминать о своей пустоте, чтобы делать себе только хуже. Это будет неизменно. Что очень печально…

— Поедем домой?

— Еще пару минут.

Ехали мы, погруженные в свои мысли. Она не тревожила мои, а я ее. В какой-то момент мне и вовсе показалось, что мы стали друг для друга чужими, вот так вот быстро и беспричинно. Обстановка была для нас совсем непривычная. Никогда такого не было, чтобы мы могли стараться убежать на далекое расстояние, чтобы нас не смогли услышать. И кто бы мог подумать, что убегать мы будем друг от друга. Она не хотела делать мне больно, как и я. Наше молчание было только на благо, но как-то все равно было не по себе от неожиданных изменений.

У дома нас ждал сюрприз. Пушистый дружок решил навестить нас у небольшого порога. Выглядел он как никогда счастливо. Хоть он только и стал довольно часто захаживать к нам, все равно невозможно было не увидеть тенденцию в его настроении. Язык в причудливом ожидании лакомства высовывался изо рта, зубы иногда закрывались, чтобы собрать комки густой слюны, уши смотрели в разные стороны, прислушиваясь к различным звукам. Я был тоже рад его видеть, но недавние события не могли помочь мне вдоволь испытать светлые чувства. Да и к тому же я начал сильнее переживать за Эмму. Возможно, мелочь в виде маленького друга, станет для нее еще одним ударом. Все это время, пока мы находились в ожидании сегодняшнего дня, мы почти каждый вечер проводили в компании щенка. Нам даже удалось раздобыть еще одну игрушку, чтобы поиграть с ним. Боюсь, что сейчас моя жена совсем осунется и еще больше погрузится в отчаяние.

— Ой, и ты здесь дружочек! Ты проголодался? — Эмм успела заметить его, опаздывая на секунду от меня. И прежде, чем я успел закрыть дверь автомобиля, она уже открыла дом и рылась на кухне.

Я ждал ее на улице и аккуратно поглаживал макушку светленького щенка. Между нами не было той нужной связи, о которой я слышу от животноводов. Мои друзья собачники говорят о своих питомцах, как о самых лучших друзьях. Они полагаются на их верность, обращаются вежливо и требуют взамен лишь послушания. В душе я всегда об этом мечтал, обрести своего лохматого друга, но наяву все оказалось не так легко. К тому же мы до сих пор не были уверены, был ли у щенка хозяин или нет.

— Может как-нибудь назовем его?

— Не знаю, возможно, у него уже есть имя.

— Да, но мы можем называть его по-своему, не так ли? — Эмма окинула меня прежним взглядом. Светлый огонек радостно затрепетать в зрачках, но вот только он никак не мог согреть своей теплотой. Как я тогда и сказал, он утерял способность чувствовать. Теперь только холод пропитывал его огненные языки и насыщали печалью.

— Как ты хочешь?

— Хороший вопрос. Я-то думала, что ты мне поможешь, а ты поступил слишком умно, все