Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захлопнув дверь, я даже не решился посмотреть в глаза Тиф. Слова мои звучали, как никогда обидными и задевающими душу. Конечно, сейчас на ум приходят более уместные слова с предложениями, которые я мог бы сказать пару секунд назад. Но для меня было уже совсем поздно что-то менять. Мотор автомобиля завелся, холодные руки схватились руля, и колеса медленно покатились по дороге.
Точно не могу вспомнить, о чем я думал, подъезжая к дому. Возможно, мысли были вокруг Тиффани, об Эмме, нашем умершем сыне, а может о всех сразу беспокоилось сердце. Я был так зол на себя, что не мог так просто пойти домой. Она не должна была увидеть меня в таком состоянии. Ей точно станет интересно, о чем мне пришлось говорить с сестрой, как прошел ремонт и так далее. И, конечно, мне не хотелось ее расстраивать своим плохим настроением. И мне не пришло ничего лучше в голову, как поехать в обычный продуктовый магазин, что находился неподалеку от дома. Не зря же иногда говорят, что покупки могут помочь отвлечься от навязчивых мыслей. Да и мне не нужно было много времени, чтобы смыть с себя остатки разговора.
На парковке было не так много машин. Видимо выходной день приковал всех жителей к постелям, да к телевизорам. И только редкие экземпляры можно было увидеть разглядывающими витрины со свежей выпечкой. Я прильнул к их группе, будто и сам хотел отыскать самый аппетитный кусок пирога. Но с прибывающим запахом клубничного джема, в голове бликами всплывали слова, сказанные о маме. Она волновалась… никогда не поверю в это после всего, что она наговорила мне той зимой. Как-то они с отцом обходились без старшего сына, не пытались даже наладить отношения, хотя живут они не так далеко. Странно, что мы даже не пересекаемся. Раньше мы могли разглядеть родные лица даже в толпе шумной улицы, а теперь нам кажутся они совершенно чужими. Отводя взгляд к прилавку с овощами, где стояла милая пара с полугодовалым ребенком в коляске, я вновь и вновь погружался в думы, с которыми пытался бороться каждый день. Сложно оставаться хладнокровным к подобным картинам, когда судьба решила отобрать у тебя ее оригинал. Все было срисовано с нашего с Эммой будущего. Но кто-то в один момент разлил краски на почти готовый шедевр искусства. И все покатилось в мусорное ведро, как и желание творца создать новый эскиз.
Желание уйти возникло сразу. Терапия с покупками обернулась кошмарным провалом. Все стало только хуже, и уверенность в том, что мне не избежать разговора с Эммой, была слишком очевидной, чтобы пытаться убежать прочь. И может все обернётся не так печально, как я себе представляю.
Заезжая в сторону дома, внимание сразу привлекло маленькое существо на пороге белых ступенек. Оно громко тявкало, принимая попытки повернуться на бочок. Белая шерсть смешивалась с благородными черными пятнами. Глаза все такие же кругленькие, слишком незаметные под слоем грязных ворсинок. Сердце даже как-то сжалось при виде пушистого животного, но не дрогнуло, чтобы я так сразу обмяк перед его милой мордочкой.
— Эмма, что ты делаешь?
— Представляешь, этот малыш теперь каждый день приходит к нашему дому полакомиться моими угощениями. Ты представляешь? — радости в ней было хоть отбавляй. В руках она держала пакетик с собачьим кормом, а в другой был небольшой красный мяч с желтыми полосками. По-моему, я видел его последний раз, когда мне было лет десять и даже представить не могу, как он оказался у нас дома.
— Да, вижу, что ты ему понравилась, — на этих словах маленький озорник словно понял их смысл и принялся ласкаться рядом с ногой моей дорогой жены. Странно это говорить, но я даже почувствовал какую-то конкуренцию. Он был маленьким и милым, а я уже не отличался прежней красотой и мог только надеяться на количество прожитых лет вместе с Эммой.
— Подойди, погладь его! Видно, он прирученный. Когда я первый раз увидела, то подумала, что он бездомный и совсем не привык к людям из-за своего возраста. Но он оказался настоящим лапочкой, не так ли маленький незнакомец? — розовые ноготки зарылись в шерсть и прошлись по мягкой мордочке. Черный нос нахмурился множеством складок. Пес был просто счастлив слышать лести в свою сторону. Хвост так и вилял, пока я не наступил громко на каменную дорожку.
— Я в дом. Что-то сегодня неважно себя чувствую.
— Арти, постой! Температуры нет? Как горло? Что болит?
— Не волнуйся, просто устал. Надо немного вздремнуть, — я никогда ей не вру, а тут что-то решил согрешить. Она была так счастлива, так взволнована появлением хвостатого друга, что у меня просто не оставалось другого выбора. Даже если бы я сам захотел, то язык бы за себя соврал.
— Хорошо. Отдыхай, родной, а я пока еще почешу пузико этому хорошему мальчику.
Холодная поверхность кровати казалась лучшим лекарством. Больше я не буду слушать никакие советы, как нужно правильно успокоиться. Вот оно решение- огромное одеяло, да пара мягких подушек. Под тяжестью тела матрац слегка затрещал, постельное белье шептало сонные тирады, пока я старательно пытался найти нужную сторону покрывала. И когда я наконец смог отыскать все, что хотел, даже лег удобно, закрыл глаза, но вот как-то все равно не мог почувствовать покой. За дверью глухо доносился голос Эммы и еще более тихий вопль маленького существа. Вновь что-то яро рвалось в груди. Я упрекал жену, что она не может никак поговорить со мной на больную тему, чтобы как-то помочь себе справиться с грузом на плечах, а сам же не могу отойти от безобидного разговора с Тиф. Зачем же ей понадобилось задавать мне эти вопросы. Три года назад она, как и многие из нашей семьи, согласилась с тем, чтобы эта тема перестала быть главным вопросом наших встреч. Все должны были вести себя так, будто ничего и не было. Мы все жили в некотором обмане, и мне в какой-то момент показалось, что это был больше не обман, а реальность. Но теперь, когда родная сестра перестала держать обет молчания, мой мир вновь вернулся в то время, когда мне не нужно было пить или есть, я погряз в отчаянии, пока моя любимая жена здорово справлялась с тяготами. Это было настоящее доказательство моей мягкотелости. Мне
